Левый берег Дона

- А чему завидовать? Вот вы сюда сами пришли - на работу, а меня позавчера после бессонной ночи приволокли. Да еще двое суток прессовали... В отличие от вас, до пенсии я вряд ли доживу.

- Поживем - увидим, кто доживет, а кто - нет, - сказал майор. Он достал бланк из портфеля, заполнил, расписался и вышел из комнаты, сказав: - Одну минуту.

- Можно? - спросил Полонский, указывая на початую пачку "Донского табака". Зажигалка лежала рядом. - Я два дня не курил.

- Да, пожалуйста, - сказал следователь уже на пороге, через плечо. - Курите.

Затянувшись, Стасик снова взял в руки журнал, читая свой собственный очерк. Правка была минимальная и очень деликатная. Молодец, Олег. Буду в Москве, поставлю коньяк...

Бубенчикова не было минут десять. Он вернулся на третьей сигарете.

- Любуетесь собой? - спросил он.

- Ага, - сказал Полонский. - Это лучшее, что я написал в этом году.

- Вещи какие-нибудь остались в камере?

- Всё свое ношу с собой.

- Тогда пойдемте.

Стасик встал, шагнул к двери и вдруг спохватился.

- Погодите, а мои статьи!

- Что - статьи?

- Их забрали при обыске!

- Всё изъятое из квартиры вернут через пару дней.

***

Последние двадцать минут на территории СИЗО-3 показались Стасику двадцатью часами. Пока оформлялись бумаги... Пока возвращали личные вещи, изъятые по описи... Наконец, все формальности были улажены.

- Приношу извинения за неправомочные действия работников милиции, - сказал майор, протягивая руку. - До-свидания, Станислав Алексеевич.

- Да уж лучше прощайте, - сказал Полонский, пожимая его руку.

Он вышел на улицу и глубоко вдохнул свежего воздуха. Перед глазами сразу поплыло. А потом около него появились двое - маленькая толстушка с бородавкой возле носа и мужчина среднего возраста с той характерной горбинкой, по которой сразу можно узнать еврея.

Толстушка сказала сердито:

- Стасик, садись в машину.

Это была главный редактор газеты Лариса Малинина. Мужчина - юрист-консульт Владимир Яворский.

- Добрый день, Лариса Дмитриевна.

- Садись в машину! - повторила она раздраженно.

Редакционная белая "Волга" стояла у обочины. Полонский влез на заднее сидение. Малинина села рядом с водителем и, дождавшись, пока Лифшиц захлопнул дверцу, сказала:

- Сережа, трогай...

Водитель молча подчинился.

- Куда мы едем? - спросил Полонский.

- В редакцию. Нам надо поговорить.

- Отвезите меня сперва домой. Мне надо помыться, побриться, поесть... Я два дня практически не ел.

- Сережа, ты знаешь, где он живет? - спросила Малинина.

Водила сказал:

- Само собой.

Редактор больше ничего не сказала, но водитель был не дурак. "Волга" притормозила, развернулась и поехала в сторону Западного жилого массива.

***

Дома Полонский обнаружил записку от отца. Она гласила:

"Ждал тебя три часа - не дождался.

Что за бардак в квартире ты развел? Прибери немедленно!

Папа"

Стасик хмыкнул.

"Эх, папа, папа... - подумал он. - Знал бы ты, где я был и кто разворотил нашу квартиру...".

Прямо в прихожей он содрал одежду, пропахшую камерой, и бросил в бак для грязного белья. Потом как был - а ля натюрель - прошлёпал босыми ногами на кухню, поставил чайник на огонь и направился в ванную.

"Пусть ждут, суки, - подумал он, бреясь. - Я трое суток мечтал об этом моменте...".

Побрившись, он встал под душ. Боже, как это было хорошо! Из-под теплой струи, бившей в тело, не хотелось уходить. Хотелось, чтобы так было всегда...

На кухне засвистел чайник. Наскоро вытеревшись, Полонский отправился пить чай.

Когда он, сытый и довольный, вышел из подъезда, сидящие в машине не скрывали своего раздражения, но ничего не сказали.

"Волга" понеслась в центр города, где помещалась редакция.

***

Малинина, глядя строго перед собой, проследовала в свой кабинет. Стасик шел следом, здороваясь с сотрудниками, встречающимися на пути. Сотрудники шарахались от него, как от прокаженного.

Усевшись в кресло, редактор сунула в рот сигарету, щелкнула зажигалкой и произнесла:

- Стасик, я всегда ценила тебя как высокопрофессионального журналиста. Несмотря на вечные опоздания, пьянки, скандалы и ляпы, которые время от времени у тебя случаются. Но мое терпение не безгранично. Моему терпению пришел конец. Пиши заявление. По собственному желанию.

Полонский даже не удивился. Он ожидал чего-то в этом роде.

- С какого числа?

- С сегодняшнего, разумеется.

- Щас будет, - заверил Стасик. - Листок бумаги у вас найдется?

Малинина молча протянула ему бумагу и авторучку - свой личный паркер с золотым пером.

Написав заявление, Стасик в том же стиле - молча - положил его на столешницу и вышел из кабинета. В голове почему-то вертелось:

Опа, опа, зеленая ограда,

девки трахнули попа.

Да так ему и надобно...

Глава тридцать четвертая