ней на колени, демонстрируя ей свой профиль). Вот самый лучший мой профиль — он есть на всех мо-
нетах. Печальная Элис, пойдешь за меня?
ЭЛИС. Не могу в это поверить.
ГЕНРИ. Будь моей королевой.
ЭЛИС. Я никогда не тешила себя такими надеждами. Хочу сказать, что я надеялась, но никогда не думала..
Я хочу сказать. .
ГЕНРИ. Мы будем любить друг друга, и ты подаришь мне сыновей.
33
ЭЛИС. Я даже не могу сказать, что я хочу сказать.
ГЕНРИ. Пусть у нас будет пятеро — мы обойдем Элинор на одного. И ты узнаешь, я мог бы назвать
первенца Людовиком, если ты пожелаешь. Людовик Первый! Как это звучит для короля Англии?
ЭЛИС. Генри, их никогда нельзя выпускать.
ГЕНРИ. Ты меня не слушаешь? Кого выпускать?
ЭЛИС. Твоих сыновей. Ты заточил их в темницу и должен держать их там вечно.
ГЕНРИ. Ты считаешь?
ЭЛИС. Если они выйдут на свободу после твоей смерти, мое место либо в темнице, либо в монастыре. Я
не очень беспокоюсь о себе. Тюрьма так тюрьма. Но, Генри, что будет с ребенком?
ГЕНРИ. Не говори пока о ребенке. Он еще не появился на свет.
ЭЛИС. Но если они окажутся на свободе, они тут же убьют его. Мне придется жить и видеть, как убивают
наших детей.
ГЕНРИ. Не ты ставишь ультиматумы, а я.
ЭЛИС. Но не на этот раз. Либо ты заточишь их навечно, либо подыщи себе другую вдову. Мне такое место
не по вкусу.
ГЕНРИ. Ты понимаешь, что просишь у меня?
ЭЛИС. Ты не держал в заточении свою королеву?
ГЕНРИ. Но мои мальчики. . Как я могу?
ЭЛИС. Ты должен решить.
ГЕНРИ. У тебя нет детей.
ЭЛИС. И никогда не будет.
ГЕНРИ. Но ведь они мои сыновья.
ЭЛИС. Я их ненавижу. Но мне нужно начинать новую ветвь. Если ты хочешь этого, надо платить.
ГЕНРИ. Ты поедешь в Рим, если я повелю. Ты выйдешь за меня, если я повелю. Мальчики будут
свободны, если я повелю. Условия могу ставить только я один. Но трудность заключается в том, понимаешь, загвоздка в том. . что ты права. (Устало опускается в кресло). Невероятно, но у меня есть дети,
которые могут убить других моих детей. Каждый раз, когда я читал "Медею", я говорил себе: "Нет, это
абсурд. Рыба поедает свое потомство, то же делают лисы, но не мы". Однако она это сделала. Думаю, она
сошла с ума, а ты? Да, она должна была быть безумной. (Встает).
ЭЛИС. Генри, ты идешь вниз?
ГЕНРИ. Вниз? Да.
ЭЛИС. Выпустить их или посалить?
ГЕНРИ. Ты могла бы сказать своему ребенку: "Ты последний раз видел восход солнца"?
ЭЛИС. Ты можешь это сделать?
ГЕНРИ. Я был бы великим злодеем, верно?
ЭЛИС. Я должна знать! Можешь?
ГЕНРИ. Я должен мочь, не так ли?
Картина третья
ДЖОН. Вся штука в том, чтобы не пролить вино. Когда ты закрываешь эту дырку в бочке. (Он ловко это
делает). Вуаля! У меня был учитель — латинист и алкоголик — кружку?
Он научил меня всему, что знал.
ДЖЕФФРИ. А знал он всего ничего.
ДЖОН. Я, пожалуй, напьюсь.
ДЖЕФФРИ. На твоем месте я бы беспокоился.
ДЖОН. Вы знаете меня — кружку. (Нацеживает РИЧАРДУ полную, берет у него пустую.) Я очень
переживаю, когда что-нибудь не так.
34
ДЖЕФФРИ. Ты не знаешь, что теперь будет?
ДЖОН (поднявшись). Нет, и ты тоже не знаешь. Ты и твой великий ум. "Я есмь все то, что осталось. Иди
сюда, папочка, я здесь». Вот здесь ты и есть.
РИЧАРД. Это не надолго.
ДЖЕФФРИ. Ты думаешь, мы выберемся наверх?
РИЧАРД. Нет, я думаю, что мы попадем вниз — в крепости есть темницы. На глубине тридцати саженей.
Вот там бы я нас и держал.
ДЖЕФФРИ. А если бы я был на месте отца, я вообще не стал бы держать всех троих. Ведь ты никого не
берешь в плен, никого. И тому есть веская причина. Двери темниц открываются в обе стороны, а на
крышках гробов нет петель.