Лев-триумфатор

- Я хотел, чтоб вы осознали грозящую вам опасность, - сказал он тихо. Это было предостережение - А вам не хотелось бы увидеть меня среди тех несчастных созданий? Это было бы новой стороной вашей мести.

- Это не входит в мой план, - сказал он.

Я лежала и неподвижно смотрела на потолок с изображением ангелов, преклонивших колени перед Богом, и сказала:

- Дон Фелипе, я ненавижу то, что произошло сегодня. Я ненавижу вашу страну. Я ненавижу вашу холодную и расчетливую жестокость. Вы считаете себя религиозным человеком и регулярно исповедуетесь. Каждый день вы благодарите Бога за то, что вы не такой, как все. У вас есть влияние, богатство, и прежде всего гордость. Думаете, это счастье? Неужели вы полагаете, что те люди, которые были убиты сегодня, более грешны, чем вы?

- Они еретики, - сказал он.

- Они отважились думать не так, как вы. Они поклоняются тому же Богу, но по-иному, поэтому они сгорели на костре. Не завещал ли вам Иисус Христос возлюбить ближнего своего?

- Вы видели, что случилось с еретиками. Прошу вас быть осторожной.

- Потому, что я еретичка? Я должна изменить веру, испугавшись жестокости безнравственных людей?

- Молчите. Вы глупы. Я говорил, что здесь нас могут услышать. То, что вы сегодня видели, - это предостережение. Поймите опасность, которой подвергаетесь. Вы зря симпатизируете еретикам. Они обречены гореть в аду вечно. Что значит двадцать минут на земле?

- Они не пойдут в ад - они мученики. А вот те жестокие люди, которые радуются их несчастью, получат вечное проклятие.

- Я пытаюсь спасти вас.

- Почему?

- Потому, что хочу увидеть рождение ребенка.

- И когда он родится, я покину вашу ненавистную страну. Я вернусь домой. Я жду этого дня.

- Вы переутомились, - сказал он. - Отдохните немного. Я пришлю успокоительное.

Когда он ушел, я лежала, думая о нем, было облегчением перестать размышлять об этой ужасной сцене, и я удивилась его терпимости ко мне. Было сказано достаточно, чтоб подвергнуть меня допросу и пыткам инквизиции, он же был мягок со мной. Он отдал мне маленького Карлоса, и когда я думала об этом ребенке и о еще не родившемся, то презирала себя за то, что дала выплеснуться своим чувствам. Я должна быть осторожной, должна сохранить себя.., ради них. Я ничего не совершу, чтобы подвергнуться опасности. Я должна благодарить дона Фелипе за то, что он показал мне опасность, которая подстерегает меня.

***

Я внимательно слушала Джона Грегори. Я могла прочесть "Верую", ответить на вопросы, которые он мне задавал. Я делала успехи.

Мы мало разговаривали. Он был грустным, тихим человеком, и я убеждена, что он раскаивался, что участвовал в моем похищении.

Однажды, после наставления, я сказала:

- У вас есть что рассказать мне, если бы вы только захотели.

- Да уж, - неопределенно произнес он.

- Вы грустите, не так ли?

Он не ответил, и я продолжала:

- Вы, англичанин, продались испанцам!

- У меня не было выбора.

И постепенно он рассказал мне свою историю.

- Я был моряком, - сказал он, - и служил у Джейка Пенлайона.

- Так вы знали его?

- Я испугался, когда мы столкнулись лицом к лицу, что он узнает меня, и он узнал. Я боялся, что он опознает меня в Девоне.

- Он сказал, что где-то видел вас раньше.

- Да, видел, но в другой одежде. Он знал меня английским моряком, членом его экипажа. Я и оставался бы им по сей день, если б не был захвачен. Мы попали в шторм, великий океан бурлил вокруг нас. Мы не ожидали, что выживем, и надеялись только на капитана, Джейка Пенлайона. Видеть его, бушующего на палубе, отдающего команды, грозящего тем, кто не подчинится, наказанием, страшнее вечных мук в аду, было великолепным зрелищем для уставших, испуганных матросов. Среди моряков существует легенда, что он непобедим.

Они не затонули благодаря Джейку Пенлайону, но должны были встать в бухте для ремонта. Во время стоянки Джон Грегори с другими матросами сел в шлюпку, чтобы обследовать море и найти, где можно пришвартоваться.

- Нас захватили испанцы, - сказал Джон Грегори, - и увезли в Испанию.

- А там?

- Отдали в руки инквизиции.

- Шрамы на щеках, запястьях, на шее.., и другие...

- Это оттуда. Меня долго пытали и приговорили к сожжению.

- Вы были близки к ужасной смерти, Джон Грегори. Что же вас спасло?

- Они поняли, что могут извлечь из меня выгоду. Я был англичанином, который по принуждению принял их религию. Мне сказали, что я могу стать священником. Вспомните, они пытали меня. Я знаю, что значит умереть страшной смертью. Я отрекся. И мне дали свободу. Сам не знаю, почему. Они редко бывают столь снисходительны, и тогда я понял, что меня будут использовать как шпиона. Я несколько раз бывал в Англии во время правления последней королевы. А затем меня отдали в услужение к дону Фелипе. И он послал меня с этим поручением.

- Почему вы не остались в Англии, хотя имели такую возможность?

- Я стал католиком и не знал, что со мной произойдет, если я снова попаду в руки инквизиции.

- А что бы произошло, если бы вас поймали в Англии?

Он поднял руки и глаза вверх.

- А Ричард Рэккел?

- Он английский католик, преданный Испании.