Как проснусь в особо добром настроении, так и вспоминаю.
•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••
Наталья Кузнецова,
переводчик
/выпуск филфака МГУ–2003/
Книжка с этими «анекдотами Хармса» попалась мне впервые, когда я была еще в младших классах школы, где-то в конце 1980-х годов. Родители жили в Дубне, где находится Объединенный институт ядерных исследований (ОИЯИ). И поэтому тот самиздат был особенный. У нормальных людей это были экземпляры, напечатанные на пишущих машинках, или фотокопии с них. А у нас был длинный-длинный рулон, на котором текст был напечатан бледно-серым цветом, на одном из ранних советских струйных принтеров — «Электроника» что-то там. Печатали, конечно, на каком-то ядерном компьютере в ОИЯИ.
Помню, как мы с одноклассниками впервые нашли этот толстый свиток тонкой бумаги в чьем-то родительском стеллаже, спрятанным среди томов энциклопедий. И зачитались до умопомрачения. Второй свиток, найденный тогда, был очень любительским переводом американского учебника про сексуальное просвещение. И помню, что оно даже меньше заинтересовало по сравнению с анекдотами про Пушкина, наверно, возраст еще был совсем неподходящий и много странных непонятных слов в тексте латиницей, типа
•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••
Сергей Капков,
шеф-редактор киностудии «Союзмультфильм»
/выпуск РХТУ им. Д. И. Менделеева–1995/
Конец 1980-х. Мы окончили школу и собирались большой компанией почти каждый вечер во дворе, не в силах смириться с тем, что пути наши разошлись. Кто-то поступил в институт, кто-то провалился и теперь работает, кто-то бездельничает, наслаждаясь последними месяцами свободы перед армией. Нас объединял юмор. Мы собирались и хохотали, вспоминая случаи из школьной жизни, делясь свежими анекдотами и читая вслух новинки самиздата. Сейчас вспоминаю и не могу поверить. Мы были очень разными! Воспитанные мальчики и хулиганы, скромные девочки и оторвы — у нас была невероятно разношерстная компания, но мы любили друг друга и умели друг друга слушать. Потому что знали, что любой монолог обязательно закончится смехом.
Появление у кого-то в руках толстой стопки распечаток ЭВМ с комментарием «давайте почитаем, это очень смешно» никого не удивило. Произведение называлось «Штирлиц, или Как размножаются ежики». Авторы — Павел Асс и Нестор Бегемотов. Вчерашним школьникам пародия на сверхсерьезный сериал «Семнадцать мгновений весны» казалась уморительной. Позднее увидел на книжной полке уже официальное издание, пробежался глазами и даже не улыбнулся. Но тогда мы взяли за традицию читать вслух все, что попадалось на глаза — «Записки Клуба веселых человечков» некоего А. Картавого, брошюры Игоря Кона о сексуальных похождениях инопланетян на Земле, неизданные эротические произведения — как утверждалось — Пушкина, Есенина, Толстого, Маяковского, актерские байки, анекдоты о политиках, ксерокопии сенсационных измышлений о пути Михаила Горбачева к власти…
Все чаще звучала фамилия Хармса, которую ранее мы даже не слышали. Тогда же до меня впервые донеслись цитаты. По-моему, эти строки процитировал мне мой однокурсник Саша Плющев, ставший впоследствии известным журналистом. И тоже сослался на Хармса. Ужасно захотелось это почитать!
Мы (я все время говорю «мы», имея в виду не только наше поколение, но и всех, кто активно впитывал происходящее вокруг в тот удивительный, неповторимый, непростой период) только-только начинали привыкать к тому, что все небожители советской идеологии — простые люди, над которыми можно пошутить, посмеяться. Даже — немыслимо! — над дедушкой Лениным! Вседозволенность опьяняла. Постепенно юмор переходил в глумление, но что-то оставалось на приличном уровне.
В студенчестве я тоже пытался писать. То переиначивал «Записки Клуба веселых человечков» в «Записки Клуба веселых преподавателей», глумясь над институтскими педагогами. То подражал гениальным капустникам Вадима Жука. То еще что-то, еще что-то… Но не умел так, как они. И «глотал» все смешное и талантливое, что поперло свежей весенней травой из-под идеологических обломков. Но веселые истории о классиках от Хармса мне никак попадались. Его уже начали издавать. Я покупал дочери детские книги Хармса, это был кайф для всей семьи! Однако нигде я не находил строк о том, что Лев Толстой любил играть на балалайке, но не умел…