Читаем Лев Спарты полностью

Внезапно, линия спартанцев разошлась в середине. Персы бросились в образовавшуюся брешь только для того, чтобы схватиться со свежими воинами второй линии. Теперь спартанцы атаковали их с трех сторон, их оружие поднималось и опускалось с ужасающей точностью, убивая с той экономичностью и выверенностью движений, которые даются только в ходе длительных тренировок.

Персы не могли противостоять таким людям. Было легче сражаться со своими. Их авангард в отчаянии повернулся и поднял мечи против собственных товарищей. Невыразимый страх навалился на них и завладел всеми мыслями. Скоро отступающая масса пересилила наступающую, и атака была безнадежно провалена. Орда персов вырвалась из теснины, несясь по головам своих же соратников. Спартанцы не остановились. Они просто пошли вперед, вырезая отступающего противника до тех пор, пока перед ними не осталась открытая равнина. После этого, вполне удовлетворенные, они вернулись обратно в проход.

Ксеркса трясло от ярости. Ему было нанесено еще одно оскорбление: как и прежде, огромное количество его войск было отброшено назад кучкой упрямых маньяков.

– Они бегут назад! – у него перехватило голос, и даже ближайшие к нему генералы почти не понимали, что он говорит. – Трусы… трусы!

С этого расстояния, из этого времени, когда все уже успокоилось, а вековая вражда кажется пустой ссорой, можно почти посочувствовать Ксерксу. Он – темная, зловещая форма, доминирующая в одном углу картины; но без этой темной формы не было бы сверкающих фигур в другом углу. Да, мы можем теперь пожалеть Ксеркса, несмотря на то, что он сделал и что собирался сделать.

Лишь Гидарн нашел в себе смелость заговорить.

– Это одни из самых отважных наших людей, мой господин.

– Так почему же тогда они бегут? Какое сумасшествие их обуяло? Отправьте их обратно – пусть докажут свою храбрость.

– Спартанцы не сражаются как люди, – произнес Гидарн, – Они дерутся как машины.

– Ну так сокрушите их машинами! – проревел Ксеркс.

Гидарн мгновенно понял смысл сказанного и кивком головы подозвал командира ливийцев. В армии персидского царя были колесницы ливийцев и индусов, Но последние были запряжены дикими ослами, и Гидарну показалось, что они не будут столь же эффективны, как ливийские.

– Кроме возницы, – скомандовал он, – на каждую колесницу посадить двух воинов, отобранных среди наших лучших копейщиков.

Темное лицо ливийца было мрачно, когда он поспешил прочь, чтобы вывести на позицию расположенные в дальнем углу равнины войска.

На выполнение маневра ушло довольно много времени. Гидарн не хотел повторения ужасных ошибок. В самом узком месте прохода могли одновременно проехать только две колесницы. Они должны промчаться внутрь и смять любое сопротивление, следующие пары будут отправляться сразу же вослед предыдущим. Спартанцы обладают достаточно тяжелым снаряжением, чтобы остановить людей или лошадей; пусть попробуют преградить путь бешено несущимся колесницам!

Ксеркс больше не мог изображать расслабленное спокойствие, восседая на мраморном троне. Он мерял шагами площадку перед ним, разражаясь проклятиями в ответ на каждую задержку в выстраивании колесниц. Когда все было готово, и на равнину опустилась напряженная тишина, он сжал правый кулак, словно стиснул бич – бич, который будет гулять по плечам как лошадей, так и людей до тех пор, пока поставленная им задача не будет выполнена.

Сигнальный рог проревел резкий приказ. Колесницы покатили вперед. По мере приближения к проходу вперед вырвалась пара, которая стала быстро наращивать скорость. Она вошла в проход бок о бок, колеса запрыгали, протестующе скрипя, по камням. Спартанцев не оказалось в начале прохода, путь был открыт.

Вторая пара, а затем и третья понеслись под хмурым горным склоном. Сужение прохода выглядело обманчиво. Оно казалось постепенным, на самом же деле путь сжимался быстрее, чем казалось глазу. Возница внешней колесницы понял слишком поздно, что для двух экипажей скоро не останется места: теснина сходилась еще уже как раз в том месте, где стояли ожидающие спартанцы.

Он опасно наклонился, сколько мог, в сторону, пытаясь сквозь грохот колес и треск напряженного дерева докричаться до другого возницы. К нему повернулось черное лицо, на котором он увидел отражение собственного ужаса. Оба попытались натянуть поводья, колесо задело каменную стену, и внутреннюю колесницу развернуло поперек прохода. Внешняя же слетела в море, ее колеса продолжали стремительно вращаться, пытаясь найти опору в воздухе.

Послышался мощный всплеск и треск ломающегося дерева.

Оставшаяся колесница понеслась к тонкой линии спартанцев. Леонид поднял щит, от поверхности которого отразилось солнце, посылая яркую вспышку света вверх на скалу. Две фигуры сделали короткое движение, и вниз по склону покатились валуны. Они набрали скорость, увлекая за собой камни помельче и гравий, образуя небольшую лавину, которая обрушилась на колесницу. Ее корпус треснул под весом камней, копьеносец в тщетной попытке поднял, защищаясь, руки, и был тут же раздавлен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза