Лев Спарты

– Двадцать тысяч, мой господин, – ответил Гидарн. – Все остальные выстраиваются в походный порядок на дальнем краю равнины, мы начнем движение через проход после полудня. Через два дня мы подойдем к Афинам.

Ксеркс посмотрел на опускающиеся к берегу, нависающие темными массами над водой, горы. Через час или два эти воды станут красными от крови.

Он произнес:

– Передай Мардонию – пусть проведет ложную атаку пехотой. А потом – пустит сагартийскую конницу, чтобы захватить Леонида живьем. Хочу взглянуть на сумасшедшего, осмелившегося мне сопротивляться.

– Вы говорили, мой господин, – напомнил Гидарн, – что ни один из спартанцев не должен остаться в живых…

– А теперь, – рявкнул Ксеркс, – я хочу сохранить жизнь одному из них. Чтобы доставить себе удовольствие.

– Будет исполнено, Великий царь.

– Мы прибьем его к доске, – сказал Ксеркс, – и будем наблюдать за ним во время обеда.

Он поудобнее уселся на троне и улыбнулся.

– А теперь спокойно насладимся зрелищем…

Если бы при его дворе был провидец вроде меня, он бы знал, что наслаждения и спокойствия не получится. В первых бледных лучах нового дня я изучил предзнаменования, и не хотелось бы мне оказаться в этот день провидцем у персидского царя: он не был бы благодарен за те новости, которые бы мне пришлось ему сообщить. В то же время – для нас, спартанцев, было мало причин для ликования. Но царь Спарты не считает, что предсказатели должны отвечать за решения богов.

Этим утром все триста человек выстроились вдоль стены в проходе в полных медных доспехах и алых плащах, с копьями, мечами и щитами. Илоты были отведены в сторону и нагружены запасным оружием. С другой стороны стояли флейтисты.

Поперек прохода встала фокидская стена, заново отстроенная и готовая выдержать штурм персов. Леонид привел других греческих командиров осмотреть ее, и те остались довольными. Потом царь повернулся ко мне, я знал, что он это сделает. Он не искал у меня ободрения, он не просил меня глазами, чтобы я говорил только о благоприятных знаках. Он просто произнес:

– Какие знамения, Мегистий?

– Этой ночью, – ответил я, – горная львица прошла по проходу с тремя львятами. Она жалобно кричала, словно прося милости для своего потомства.

– Так, – сказал Леонид, в большей степени для себя самого, чем для окружающих. Ему не нужно было разъяснять, что лев – символ Персии. Он тоже был львом, но даже во сне или воплотившись в символе спартанец Леонид не стал бы умолять о милости. Потом он спросил:

– А стервятники? Что предсказали стервятники?

Мы все взглянули в небо, где лениво кружили темные формы.

– Они появились рано и в большом количестве, – сказал я. – Они предсказывают, что сыновья многих матерей вскоре станут им пищей.

– Спасибо за утешение, – скривившись сказал Леонид. Он повернулся к офицерам. – Спартанцы встретят атакующих этим утром. Остальные войска должны подтянуться к проходу и быть наготове, в соответствии с предыдущими распоряжениями.

– А что делать моим людям, – спросил предводитель феспианцев Демофил. – Они рвутся в бой.

– Они подменят нас, если нам потребуется помощь, – пообещал Леонид. – А сегодня пусть они наблюдают за нами. Мы собираемся применить нашу специальную тактику. Друзья, все свободны.

Офицеры отсалютовали ему поднятием щитов и разошлись. Илоты подвели к ним лошадей.

Возле Леонида остались два верных друга – Агафон и Пентей. Минуту или две он не говорил ни слова, набираясь сил от одного их присутствия. Потом он сделал глубокий вдох и сказал:

– Ждать осталось недолго. Мы применим три фаланги. Я поведу первую, Агафон – вторую, и Пентей – третью. И не забывайте о наших приемах для боя в ограниченном пространстве.

Пока он говорил, с переднего поста наблюдения примчался Теусер. Когда он поднял щит, его лицо пылало от возбуждения. Леонид вернул салют.

Теусер сказал:

– Они перестраиваются для атаки, господин.

– Хорошо. Люблю начинать сражения до восхода солнца. Он посмотрел на Агафона и Пентея. Все трое улыбнулись.

– По местам, друзья, – сказал царь.

Все было выполнено спокойно и без суеты, словно они проводили еще одну тренировку в привычных условиях. Когда восходящее солнце выбросило свои первые лучи из-за изрезанных гор, те высекли огонь на линии щитов, расположившихся поперек прохода. Передовая линия разместилась в довольно широкой части теснины – сто человек изготовились принять на себя первый удар. На некотором расстоянии от них, оставив им место для перестроений, встала вторая линия, а еще через какой-то промежуток – третья.

Издалека донесся вой сотен сигнальных рожков. Люди из второй и третьей шеренг не могли видеть ничего, но Леониду и тем, кто стоял рядом с ним в центре, было видно все, что происходило на Малийской равнине. Зрелище ужасало.

– Он привел с собой море, господин, – заметил Агафон.

– Да, – согласился с ним Леонид, – быть может, он в нем и захлебнется.