— Вскорости, Сим Вран, — мягко отвечал Джон Фентон. — Ты услышишь глас рога, когда мой государь Мори решит, что на завтрак подано довольно англичан. Тогда мы низринемся на них, аки волк на отару.
— Даруй Христе, — изрек Сим с кривой усмешкой, — вы стали куда более искушенным воителем с поры, когда Толстяк Дэйви боролся с вами в грязи.
Последовала минутка общих воспоминаний о здоровенном забияке, сыне церковного старосты, — более рослом, чем даже Сим, терзавшем их годами, пока остальные парни не сплотились под началом Хэла и Генри Сьентклеров, чтобы подстеречь его. Они привязали его на бычьем выпасе с развевающимся на ветру длинным алым вымпелом, и когда взбешенный отец наконец освободил его, Толстяк Дэйви Старостин поумнел не в пример прежнему.
Сделав вдох-другой, Джон Фентон нахлобучил бацинет покрепче на голову, переводя взгляд с Хэла на Сима и обратно.
— Толстяк Дэйви, — с ухмылкой выложил он, — в паре десятков шагов от вас держит бычий рог, дожидаясь моего веления вострубить.
И зашагал прочь, на ходу что-то крича своим людям.
Глава 7
Здесь лучнику было не место, и Аддаф, получая толчки и тычки локтей со всех сторон, был не единственным, кто так думал. Прижимая к груди колчан, чтобы уберечь оперение и древки от давки, будто младенца, он слышал другие голоса, ругающиеся по-валлийски.
— Дайте нам место! — с побагровевшим лицом ревел Хейден Капитан. — Дайте место!
Места не было; конница переправилась, а за ней пехота, но линия врага была лишь далекой щеточкой наконечников пик — раз в десять дальше нашей убойной дальности, прикинул Аддаф, измеряя расстояние, зажмурив один глаз и продолжая топтаться неверными шажочками в давке.
Конница была уже ближе, нетерпеливо дожидаясь, когда сутолока пехоты отсортируется от массы железных шлемов и шишаков, копий, круглых щитов, баклеров — ни один из них, отметил Аддаф про себя, не вооружен так же, как сосед. Только валлийцы, поправил он себя, когда мимо с пыхтением пробралась группка в стеганых куртках, держа копья и щиты наготове, с красно-зелеными плетеными лентами вокруг круглых шлемов с широкими полями, отмечающими, кто они.
Он увидел, как последние из них сходят с моста, косолапо, как медведи на задних лапах.
Вдали взревел рог.
Мализ скакал по гати из Камбаскеннета быстрым аллюром, страшась, что лотианцы таятся за каждой кочкой, хоть и рискнул бросить этот жребий, поставив на то, что все они не захотят упустить схватку.
Для него оказалось полнейшим шоком, когда выяснилось, что аббатство окружено затаившимися людьми; при мысли, что он проезжал на волосок от подобных Лисовину Уотти, его дыру так пучило, что он поневоле ерзал в седле.
Прибыв, Мализ оказался ничуть не ближе к савояру, о котором ему поведал Биссет, но камнерез запаниковал от такой близости врага и улизнул. Как он скрылся, осталось для Мализа загадкой, но, свирепо думал он, теперь я вынужден искать убежища.
Справа от него высился Абби Крейг, будто плечо горбуна. Бросив взгляд налево, он увидел развевающиеся вымпелы и хоругви. Широкие белые полотнища с красными крестами хлопали на ветру, а флаги с крестом Святого Андрея упорно лопотали в ответ. Ни следа охотников…
Пусть себе дерутся, глумился про себя Мализ. Коли дела пойдут, как он замыслил, получится обойти бунтарей Уоллеса слева и въехать в лагерь. Там он сыщет графиню — наконец-то — и заберет ее. Там он может сыскать и савояра — или хотя бы подсказку на предмет, с какой стати за тем охотился лотианский государь Хэл и, что важнее, для кого; тут замешан Брюс, не сомневался Мализ, но хотел добиться полной уверенности в том для своего владыки графа Бьюкенского.
Оскользнувшись на слякотной дороге, лошадь едва не сбросила его, и Мализ, изрыгнув проклятье, выровнялся в седле и малость попридержал животное — паниковать сейчас нет смысла. Осторожно и непоколебимо…
Вдали взревел рог.
Казалось, рог взревел у него прямо над ухом. Поехали, спаси нас Бог. Хэл услышал, как кто-то прокричал эти слова, а потом вся линия пикейных баталий ринулась вперед, будто камни, рушащиеся с замковой стены. Хэл ощутил, что тоже пришел в движение, будто коза на привязи, спотыкаясь по кочковатой, болотистой земле, чувствуя, как волосы на затылке встают дыбом от циклопического звериного рычания, сперва негромкого, но вздымающегося все грознее.
— Идут! — крикнул голос, высокий и тонкий от изумления, и Твенг обернулся туда, куда указывал кричащий. «Боже милостивый, упаси нас, — с упавшим сердцем подумал он, — Мори таки одурачил нас».