Лев пробуждается

— Сброда, любезный?! Сброда… — ощетинился де Варенн. Его аккуратно подстриженная белая бородка загибалась вперед острым клином; в своем круглом подшлемнике он похож на какого-то старого сарацина, подумал Крессингем.

— Добрые нобили, — увещевающим тоном вступил брат Якобус, и негромкий голос всех утихомирил. Де Варенн забормотал себе под нос, сэр Мармадьюк снова воззрился в пространство, а Крессингем чуть не улыбнулся, однако сдержал ликование из страха, что заметит священник. Народ называет орден проповедников Domini canes — Псами Господними, но лишь заглазно, ибо им даровано папское позволение проповедовать Слово Божие и искоренять ересь — полномочия весьма широкие и зловещие.

Теперь этот человечек с невыразительным лицом сидел в своей снежно-белой рясе и угольно-черном cappa — плаще, заслужившем им второе прозвище — черные братья. Полированные четки из палисандрового дерева проскальзывали у него между пальцев с шелестом, подобным шепоту.

Крессингем знал: Якобус, выбритый и вымытый настолько чисто, что его лицо сияло, как лепестки белой розы, использует четки в качестве нарочитого напоминания, что нынче Четверг Преображения Господня — один из дней Лучезарного Таинства. А еще знал, что те же четки так же запросто используются для подсчета и учета на службе казначея. «Коли Якобус — борзая Господа, — подумал Крессингем, — то его конура в моем ведомстве». Хотя осмотрительность и требует проверять его цепь время от времени.

Бусины, с перестуком проскальзывающие сквозь гладкие пальцы монаха, внезапно напомнили Крессингему об учете.

— Гасконцы, — провозгласил он с озлоблением, заставившим осевшего было де Варенна встрепенуться столь внезапно, что он не нашел слов для ответа; со свистом выдыхая воздух, граф лишь квохтал, как курица.

— Три сотни арбалетов из Гаскони, — с укором повел Крессингем. — Ныне же более чем у половины арбалетов нет.

— А, — отозвался де Варенн. — Телеги. Потерялись. Заблудились. Сбились с пути.

— Граф Суррейский принял вполне уместное военное решение, — внезапно вступил в беседу сэр Мармадьюк, полоснув голосом обоих, — дабы облегчить тяготы марша гасконцев, погрузив их снаряжение на повозки. Как ни крути, самое малое до Берика в них нет нужды, коли только не лгут ваши донесения касательно размаха проблемы мятежа и имеется возможность напороться на этого исполинского огра Уоллеса где-нибудь под Йорком.

Крессингем открыл и закрыл рот. Де Варенн каркнул короткий смешок.

— Огр, — повторил он. — Мне сказывали, что ростом и ста́тью он не уступает Длинноногому, — что скажете на это вы, а, Крессингем? Велик, как король?

Крессингем не отводил глаз от длиннолицего Твенга. Будто миля скверной дороги в Англии или две мили доброй в Шотландии, подумал он.

— Что я скажу, государь мой граф, — отчеканил он слова, будто истекающие соком алоэ[46], — так то, что в ваших свитках значится восемь сотен конных и десять тысяч пеших. Если они так же хороши, как ваши гасконцы, мы можем уже уносить ноги из этой страны.

— Снарядите их сызнова, — отрубил де Варенн, махнув рукой. — Сработайте, коли у вас в арсенале их нет.

— У нас есть шестьдесят арбалетчиков только здесь, — пробормотал Фрикско.

— Тогда переведите их в лучники — одни не хуже других.

— У нас около пятнадцати тысяч стрел, мой государь, — смиренно доложил Фрикско, — но только сотня луков.

— Так сделайте же треклятые арбалеты! — рявкнул де Варенн. — У вас есть дерево и тетивы али нет? Люди, знающие дело?

Брыли Крессингема заколыхались, но Якобус деликатно кашлянул, и он захлопнул рот так, что зубы лязгнули.

— С вашего дозволения, государь мой граф, — подал голос брат, — у нас маловато осетровых голов, льняной кудели и лосиных костей.

Де Варенн заморгал. Он знал, что лен используется для изготовления тетивы, но не представлял, зачем в арбалете лосиные кости или, Раны Господни, осетровые головы. Об арбалетах граф ведал лишь то, что низшие сословия могут пользоваться ими без особой выучки. О чем он и проорал, к вящему удовольствию ухмыляющегося Крессингема.

— Это для гнезда, — спокойно растолковал графу брат Якобус. — Осетровая голова обеспечивает некую эластичность, не присущую другим заменителям.

— Да тебе-то откуда ведать, священник? — презрительно отмахнулся де Варенн. — Помимо того, что один из ваших давних Соборов его запретил.

— Канон двадцать девятый Второго Латеранского собора, — надменно подсказал Крессингем.

— Я понял так, — сэр Мармадьюк изогнул губы в подобии кривой усмешки, — что то был запрет токмо на глупые упражнения в стрельбе. Сбивание яблок с голов и все такое прочее. Запрет на таковое выглядит довольно разумным.

— Даже будь сие полным запретом, — святошески кивнул брат Якобус, — таковой не распространялся бы на использование против неверующих — мавров или сарацинов и им подобных. К счастью, английские епископы предали шотландских крамольников отлучению, откуда следует, что мы можем употреблять сие анафемское оружие беспрепятственно.