Летуны из Полетаево, или Венькины мечты о синем море

И что теперь Вениамину Ивановичу прикажете делать? Сзади, в доме, валяется в обмороке странная, по всему видать сумасшедшая, старушка. Ещё одна, полоумная, улетела, видать, вместе с ветром. Где теперь её искать? Кого позвать на помощь?

- Си-и-ма-а, - в последний раз, без всякой уже надежды, проблеял Венька.

И повернул обратно, в дом. Там хотя бы тепло, топится печка. И пироги остались на столе. И ещё чуток недоеденной простокваши. И в кувшинах настой шиповника и сладкий морс. Боязно, конечно, из-за этой падучей старушенции. Зато сытно. Хоть и страшно. Но ведь аппетит – он же страха сильней.

Дрожа всем телом и глотая горькие слёзы, Венька проскользнул с крыльца в сени. Спотыкаясь в полутьме, добрался до двери в горницу. Взялся за латунную, в форме диковинной птицы, ручку и…

- И чем тебе моя Анфиска не угодила?

- Чем-чем, всем!

Из-за двери доносились голоса. Разговаривали двое. Венька в оцепенении замер и прислушался.

- Ты, гляжу я, неженка! Чуть что, сразу в конвульсиях!

- А что, нельзя?

- Кому и можно, а тебе заказано!

- Чего это?

- Мальчонка-то, похоже, припадочный - в тебя.

- Ты его как будто чему хорошему научишь!

- Уж я научу!

- Тоже мне, профессор!

- Я-то профессор! Можно сказать, академик! А вот ты…

- А я тогда доцент!

- Чего-о-о? Ха-ха-ха! Доцент – гони процент!

- Глупости говоришь! Вечно у тебя – то кисельная река, то простоквашные берега!

- А у тебя одни опарыши на уме!

- Не опарыши, невежда! А опара! По-вашему, простонародному, квашня. Её, значит, заранее, готовят. Для теста. Сначала, значит, муки берут, дрожжей маленько…

- Зануда ты!

- Я зануда?! А ты скоморох ряженый! Фуфела! Паучья сныть!

- Слов-то где таких понабралась, серый рваный чулок!

- Рва-а-аный?!!!

- Ну, ладно, штопаный. Всё равно чулок.

- А ты… ты…

За дверью послышалась какая-то возня и приглушённое пыхтение. Посыпались мелкие частые удары – бум-бум-бум, бам-бам-бам, блямс. Что-то упало, покатилось. Потом всё стихло. Превозмогая оторопь и страх, Венька тихо-тихо приоткрыл дверь и осторожно заглянул внутрь.

То, что он увидел, повергло его в шок и полнейшее изумление.

Посреди комнаты, на коврике, сидела вполне себе очухавшаяся бабушка Фима. Платье её было изрядно помято и потрёпано и задралось почти до самых колен. Фартук весь изгваздан и съехал куда-то набок. Косынки не было вообще. Вместо неё Фимину голову украшал давешний Симин тюрбан из вафельного полотенца. Самой же Симы почему-то нигде не было видно. Бабушка Фима была в комнате совершенно одна. Одна-одинёшенька. Одинокая как перст.

- Заходи-заходи, внучок, - пропела она, услышав скрип двери, - Не бойся.

Венька нерешительно протиснулся в дверь и застыл, не отваживаясь двинуться дальше.

- А… где…

- Сима-то? – уточнила догадливая старушка, - Да вот же она!

-Где? – не понял Венька.

- Ну, вот же, прямо перед тобой!

Венька повертел вокруг себя головой. Заглянул за печку. Присел на корточки и посмотрел под стол. Никого.

- Господи! – бабушка Фима с кряхтением поднялась на ноги, подобрала с пола валявшуюся там цыганскую Симину шаль и набросила её себе на плечи, - Неужель не понял?

Венька лишь отрицательно помотал головой.

- Раздвоение личности у меня! Я тебе и Фима, я тебе и Сима! Каравай, каравай, кого хочешь, выбирай!

Глава 9. Двойная личность.

Всё-таки оставались ещё у Веньки сомнения. Не ломает ли эта Фима перед ним комедию? Может ли такое быть, чтобы две такие разные личности уживались в одном-единственном человеке?

- А мы и не уживаемся, - пробурчала старушка, - Сам видишь. Ругаемся, каждый день по пять раз.

- Значит, всё-таки не унёс Симу ветер? А то я было так испугался…

- Я ж тебе не Мэри Поппинс, чтоб по ветру на зонтике колыхаться. Мне для полёту штиль нужен. То есть полная ясность и в небе чистая голубизна. И зонтика у меня нету. Сломался. Починить некому.

Бабушка поглядела на Веньку со значением, будто чего-то от него ожидая. Но Венька зонтики чинить не умел, намёки не понимал, поэтому и красноречивые старушкины взгляды совершенно проигнорировал.

- Как же всё-таки так? – никак не мог он взять в толк, - Чтобы и Сима, и Фима одновременно?

- Не одновременно, - терпеливо пояснила старушка, - а по очереди и по настроению. Радость в душе накопилась, просит полёта или шалости какой, так это, значит, я сегодня Сима. Дела одолели, суп требуется сварить аль пол подмести – Фима я. Фима как она есть. Мы друг друга, как бы это сказать…

Она прищёлкнула досадливо пальцами, подбирая вылетевшее из памяти слово. Потом прислушалась к чему-то внутри себя. Кому-то кивнула согласно головой.

- Да-да, спасибо! Дополняем и уравновешиваем! Уравновешиваем мы друг друга, вот! А вообще-то меня Серафимой зовут. Это по святкам. А по батюшке – Ферапонтовна. Выходит, Серафима Ферапонтовна я. Твоя бабушка. Вот так!

…Посуда давно была уже вымыта и сложена Фимой в сундук. И пол подметён. И жаба Анисья несколько раз из-за окна дребезжащим голосом вопила. Напоминала, что ночь на дворе и честные люди все давно уже спят.