Фотографированием я увлеклась, но в дальнейшей жизни фотокамера все же не стала моей постоянной спутницей. Литература заняла все мои помыслы, увеличитель я забросила, фотоаппарат подарила. Так уж сложилось. Но удивительный день, проведенный с Карменом, помнится с такой явственностью, словно это было вчера: веселый и добрый мой спутник научил меня видеть в окружающем мире многое, чего я не видела раньше. Уроки фотографии, которые он дал, помогли тогда сделать снимки дорогих мне людей, ставшие для меня драгоценными.
В ту пору дружбы завязывались быстро: наши молодые, раскрытые ко всем впечатлениям души требовали общения. Мы много работали и в то же время старались повсюду успеть: пойти по контрамарке в театр (лучшие спектакли Художественного театра я посмотрела, сидя на ступеньках бельэтажа), обсудить новый роман Эренбурга, прорваться на вечер поэзии в Политехнический, послушать знаменитого Боровского в Большом зале Консерватории, потанцевать на вечеринке под модную пластинку «Района»... До чего же длинными были тогда дни!
Как-то Кармен радостно сообщил мне, что едет в Ленинград. Вскоре от него пришло письмо - он остановился в семье Чуковских, которую знал с детства. Не знаю, как это получилось, но на письмо я сразу не ответила и тут же получила от него второе.
Возвращение из труднейшего автопробега
Конверт был пухлым, словно в нем лежала целая пачка исписанных страниц, я вскрыла его и вдруг из конверта выпрыгнуло на меня что-то новое, упругое, ударив прямо в лоб.
Оказалось, что в отместку за молчание Кармен упрятал в бумагу большую пуговицу с туго закрученной в рогульку резинкой; освободившись из конверта, пуговица прыгала прямо на адресата, как развернувшаяся пружина. Оправившись от испуга, я нашла в конверте маленькую, лукаво торжествующую записочку...
Автор: Дмитрий Дебабов
Когда Кармен сменил фотокамеру на киноаппарат? Зная легкость, с какой он овладевал каждым новым для него делом, я тогда не поняла серьезности этой перемены для всей его дальнейшей судьбы. Киноаппарат сразу стал казаться неотделимым от Кармена, словно был в его руках всегда. Могущество этого аппарата и значение его в жизни моего товарища я осознала по-настоящему только тогда, когда Кармен оказался в Испании.
Он вернулся из труднейшего автопробега длиною в тридцать тысяч километров, по маршруту Москва - Каракумы - Москва.
Случилось так, что колонна машин, завершая в Москве свой огромный путь, остановилась около Красной площади: улицу преграждала цепочка милиции. На Красной площади шел массовый митинг москвичей - митинг солидарности с испанским народом, поднявшимся на борьбу с мятежной фашистской военщиной.
И Кармен, исхудавший, выжженный солнцем пустыни, кинооператор и водитель, на ладонях которого еще не зажили мозоли от лопаты, какой он откапывал застрявшую в песчаных барханах машину, а в складках походной куртки белел каракумский песок, - Кармен тут же принял решение сделать все от него зависящее, чтобы улететь в Испанию.
Каждое утро, открывая газеты, мы искали сообщения из Испании, телеграф приносил горячие новости из Мадрида, Барселоны, Севильи: там шли уличные бои. Города, само название которых еще недавно звучало для нас романтично и певуче, как музыка, сейчас стали символом борьбы и мужества народа.
Рассказы Кармена
В старых журналах и книгах мы разыскивали фотографии прекрасного, мирного Мадрида и вглядывались в них, стараясь представить эти улицы и дома в чугунном кружеве витых балкончиков такими, какими они стали: наполненными едким дымом, засыпанными щебнем и осколками разорвавшихся снарядов. Карабанчель-Бахо, Университетский городок, парк Каса дель Кампо - все эти названия стали нам хорошо знакомы; повторяя их, мы видели перед собою баррикады, воронки, израненные деревья, разрушенные стены... В «Правде» появлялись корреспонденции Михаила Кольцова: вернувшись из окопов, он писал их в мадридском отеле под завывание сирен воздушной тревоги, а иногда и прямо в окопе, пристроив блокнот на колене...
О том, что Кармен вместе с оператором Борисом Макасеевым улетел в Испанию, я узнала только тогда, когда он оказался на испанской земле: отлет был внезапен, с соблюдением секретности, - видимо, потому, что предстояло лететь через фашистскую Германию, уже ставшую на сторону испанских мятежников.
Из рассказов Кармена, услышанных много позже, мне особо запомнился один.