Читаем Летописец с кинокамерой полностью

Каждое новое здание, новый Дворец культуры или жилой дом воспринимались как событие не только общественного значения, но и нашей личной жизни. Заложенному фундаменту мы радовались так, как если бы это строился наш дом, хотя сами мы по большей части жили в комнатушках перенаселенных квартир, а о новом жилье и не помышляли. И все же, в широком смысле, это действительно строился наш дом, огромный светлый Дом нашего будущего, в которое вкладывал свой труд и силу своего сердца каждый из нас.

Количества поэтических сравнений и пышных эпитетов, какими был наполнен мой первый очерк для «30 дней», хватило бы, наверное, на несколько поэм. Регинин, усмехаясь в подстриженные усы, легко прошелся по моему сочинению карандашом, убавив чрезмерность молодой восторженности, и сдал очерк в набор. Вскоре он снова вызвал меня в редакцию, чтобы предложить новую тему.

Неожиданно для самой себя я стала часто печататься в журнале. Очерки обычно сопровождались большим количеством фотографий, и я старалась ездить на съемки вместе с фоторепортерами, чтобы подсказывать главные, по моему суждению, точки для съемки.

Однажды Регинин сказал, что на этот раз снимки к моему очерку будет делать Рима Кармен. И я решила позвонить Кармену и договориться, где и как мы встретимся, чтобы вместе поехать на съемку.

Мы не были знакомы и даже никогда не видели друг друга в глаза, что меня, впрочем, нимало не смущало: те годы были Временем Первых Знакомств, а это, как известно, прекрасная пора. Смущало меня иное обстоятельство: как мы узнаем друг друга? Место встречи для совместной поездки обычно назначалось на остановке трамвая, народу на остановке могло собраться много. Главной приметой, которая могла бы отличить моего будущего спутника, был, конечно, фотоаппарат. Но незадолго до этого, когда я договаривалась о съемке с другим фотографом, которого тоже не знала в лицо, со мной приключился такой конфуз, что снова упоминать об этой примете я побаивалась.

<p>Встреча на остановке</p>

В ту пору фотокамеры были довольно крупного размера, часто фотограф брал на съемку и штатив, на остановке я видела обычно нагруженного аппаратурой человека с тяжелой сумкой через плечо. Узнать его в толпе было очень несложно.

Но вот однажды Регинин сказал мне, что фотографии к моему очерку сделает Александр Родченко. Я позвонила по телефону Родченко, чтобы условиться о поездке: спокойный негромкий голос, ответив мне, назвал день и время съемки.

- А как мы найдем друг друга? - спросил спокойный голос в трубке. - Ведь вы же, наверное, меня не знаете...

- Не знаю, - сказала я беспечно. - Я вас никогда не видела. Но ведь найти вас очень просто.

- Очень просто?   - с удивлением переспросил голос.

- Конечно! - ответила я весело. - Я сразу найду вас по фотоаппарату.

Наступила пауза. Несколько большая пауза, чем, казалось, было необходимо.

- Ну что ж...- наконец сказал спокойный голос. - Тогда все в порядке. Значит, до скорой встречи.

На трамвайной остановке, где мы условились встретиться, толпился народ: там проходили трамваи нескольких маршрутов. Пробираясь сквозь толпу ожидающих пассажиров, я внимательно вглядывалась, но человека с фотоаппаратом среди них не было.

Звеня и раскачиваясь, тяжелые трамваи подходили к остановке, их брали приступом; на ступеньках, держась за поручни, висели гроздья людей... Вскоре на остановке осталось всего несколько ожидающих. Но ни у одного из них не было фотоаппарата.

Напрасно я вглядывалась в прохожих, надеясь, что вот-вот появится человек с фотоаппаратом и сумкой через плечо. Его не было ни на остановке, ни среди прохожих. Дул холодный ветер, и в своем легком одесском пальто я изрядно озябла. Родченко не появлялся. И вдруг, когда я совсем отчаялась его увидеть, меня окликнул негромкий спокойный голос.

Широкоплечий, крепкого сложения человек с твердо очерченным лицом смотрел на меня, и мне показалось, что он с трудом сдерживает улыбку. Стоял на остановке он уже давно и, так же как я, кого-то ждал. За время ожидания я не раз пробегала мимо него, но не видала ни аппарата, ни штатива, ни сумки через плечо. Ничего этого у него не было. И тем не менее это был Родченко.

<p>Фотокамера «Лейка» </p>

Так я узнала впервые, что существует фотокамера «Лейка» - маленькая камера, которую можно спрятать в карман или повесить на ремне под пальто.

Автор: © Kameraprojekt Graz 2015 / Wikimedia Commons, CC BY-SA 4.0, https://commons.wikimedia.org/w/index.php?curid=42276389 

          Объектив камеры в транспортном положении вдвигается внутрь, камера удобно помещается в кармане.

 До встречи с Родченко я ни у кого такого аппарата не видела. Думаю, что по растерянности, с какой я металась на остановке, Родченко давно угадал, что я ищу именно его, полагаясь на кажущуюся мне неоспоримой примету, и не отказал себе в безобидной шутке. Тактично не замечая моего смущения, он подсадил меня в подошедший трамвай, и мы отправились на съемку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии