Летописец отчуждения

- Да что вы все заладили! Она мне нужна была, эта Зона, в Туле-то. И доступ к информации не у всех, ну что прям как маленькие!

- Ладно, ладно. Не кипятись. Смотри. Эту называют химерой, - показал он пальцем на сделанную от руки зарисовку, - Это - бюрер, вот - псевдогигант. Эту гадость кличут вараном… Есть одна версия, откуда все это материализовалось на нашу хохлацкую голову. Всякие там плоти, кабаны, чернобыльские псы… их связывают с мутациями после первого выброса. Где же они? - толстяк полистал бумажки и, наконец, нашел, - Вот. Остальные… Хм… После трагедии на ЧАЭС в зоне отчуждения как грибы после дождя росли военные лаборатории. Некоторые открыто, некоторые скрывались за вывесками НИИ и заводов. Бродит информация, что наши доблестные политики возмечтали реализовать новый проект - создать клонированную неоармию. Принцип прост. Необходимо всего лишь вырастить супермозг у которого будет возможность контролировать искусственное войско и солдат с узкой специализацией. К примеру, бюреры стали бы отличными подрывниками. Рассказывают, что они и в зоне по тоннелям прячутся. Гиганты - биологические танки, химеры - разведчики и бесшумные убийцы. Что-то вроде элиты. Ну и так далее. Потом, якобы, все пошло не в ту сторону, и мозг взбунтовался. Вот и появилась Зона. Хочешь верь, хочешь… Обычные слухи, но судя по этим записям, здравое зерно есть.

- Да уж, - вздохнул Сибирцев.

Они молча уставились друг на друга. Теперь будто совсем чужие. Не стоило так навязчиво подступать, и Григорич в душе жестоко бичевал себя за опрометчивый ход. А ведь как встретились! Теперь даже темы для разговора иссякли.

- Ты женился что ли? - попытался вернуть другую нить беседы Сибирцев.

- Она заглядывала.

- Такая молоденькая! - изумился сбэшник.

- Вот так.

Совсем некстати запиликал телефон. Сибирцев с трудом выудил его из внутреннего кармана и, увидев номер, пулей метнулся во двор:

- Извини, - виновато бросил он, прикрывая за собой дверь.

Толстяк задумчиво почесал гладко выбритую бороду и вновь направился к «кулеру».

- На проводе, - по-военному начал разговор Григорич, - Есть возможность пересечься с Полковником? Отлично!… Вылет завтра? Шансы что он согласится?… Это хорошо, что приличные. Хочу его прикупить… Ну и что, что сотовый. Кому здесь надо прослушивать, тем более у меня свои примочки. Не переживайте… Угу… Угу… Все понял. На связи.

Собеседник был немногословен.

Шито- крыто. Корабль идет в порт.

Сибирцев подумал и решил к Мише не возвращаться. Завтра уже забудется. Они другие, и мир стал другим. Все изменилось. Больше нет двух неразлучных сорванцов. Теперь отдельно толстяк и отдельно сбэшник. Вряд ли они еще когда-либо встретятся.

Ксерокопии он так и не забрал.

13.

Зона не спит никогда. В густом шоколаде ночи отчуждения кипит жизнь. Это даже не отдельное время суток. Скорее другое измерение, полная смена координат и направляющих. Тягучее мрачное ничто, приперченное запахом холодного пота жертв и задором охотников, которые в любую секунду могут пасть под ударом более сильного.

За черной стеной скрываются глаза. Тысячи глаз, жадно анализирующих малейшее движение. Голодные и трусливые они ждут только шанса. Мир одной секунды, которой вполне достаточно на смертельный рывок из укрытия. В Зоне даже ночью нельзя не прятаться. Жалобный вскрик и короткий поединок.

Гнетущая тишина, разрываемая шелестом травы под мутированными лапами, сипением, воем, всхлипами, хлесткими выстрелами одиночки, запоздавшего в укрытие. Физически ощутимая смерть. Ее можно пощупать, почувствовать за мгновение до броска, но нельзя предотвратить. Зона снабдила своих детей когтями, зубами, безудержной мощью и слепым голодом. Человек не в силах тягаться с ними, он слишком надеется на свои грохочущие железки, компьютеры и глаза. Одиночка уже мертв, хотя все еще судорожно давит на спусковой крючок, моргая в жалкой надежде успеть засечь за мгновение до… Он панически всматривается во тьму, а на самом деле заглядывает в небытие. Вздох. Вздох. Резкий кислый запах пота. Потрескавшиеся сухие губы. Напряжение, готовое вылиться в безумный психоз. Он держит себя в руках. Старается не сорваться. Шорох. Хлопок выстрела. Он оглушен и ослеплен. Вжимается спиной в глину взгорка, стараясь закопаться, залезть поглубже, исчезнуть, свернуться калачиком и дышать, только дышать. Одиночка не знает, что выше по взгорку его тоже ждет смерть. Более легкая, чем клыки тварей, но пока он тяжело всхлипывает, одиночку не устраивает даже такая. Лучше дышать и надеяться. Секунда за секундой, разливающиеся пятнами мазута по скоротечное реке времени. Слишком долго. Рассвет увидит не каждый.