Летопись

61. Пробыв здесь зиму, при наступлении весны он собрал большое войско[147], потому что велел вооружиться не только бывшим в военной службе, но и таким, которые никогда не находились в строю. Он поместил в строй войска и тех, которые служили при царской охоте — звериной ли за оленями и кабанами или птичьей — с соколами. Войско было собрано огромное. Власть императора заставляла многих брать на себя и сверх — должное. Таким же точно образом было набрано и все войско. А когда через посольство император узнал, что и персидский государь[148] не имеет никакого дела с татарами, то нисколько не медля отправился с Востока на Запад, думая, что если дела персидского султана идут хорошо и им ничто не угрожает, следовательно, ему нечего опасаться за восточные пределы своего государства. Итак, собрав все войско, которого оказалось гораздо больше, чем какое имел его отец, и какое до этого времени набирал сам, пошел к Лампсаку, чтобы оттуда переправиться через Геллеспонт, в полной надежде, что, благодаря сделанным распоряжениям, он найдет целым и тот отряд, который оставил при Дидимотихе, и через присоединение его еще больше увеличит свое войско. Между тем бестолковость вождей и неповиновение царскому повелению погубили этот отряд. Как скоро царь болгарский узнал, что император ушел уже далеко, то, пригласив себе на подмогу скифское войско, выслал оное в пределы Македонии для добычи и для острастки римлян. Скифов насчитывалось до четырех тысяч, как утверждали люди, знавшие это. Впрочем, одни говорили, что их было больше, а другие — меньше. Итак, скифы, пройдя мимо Адрианополя, начали заниматься грабежом по соседству с рекой Ригиною и опустошать окрестности Дидимотиха. Между тем вышереченные начальники отряда, оставленного в Дидимотихе, пренебрегши императорским наказом, вооружились и устремились на скифов. Римляне, по обыкновению, были одеты в тяжелые доспехи, скифы же были легко вооружены[149] и действовали стрелами. Итак, они начали издалека бросать в римлян стрелы, ранили их лошадей и легко превратили римскую конницу в пехоту и наконец обратили в бегство. Мануил Ласкарис, имевший чрезвычайно быстрого коня, которого за это назвал златоногим, прибыл беглецом в Адрианополь; а Константин Маргарита и с ним много других стоявших во главе отряда были взяты в плен и проданы болгарам. Узнав об этом, император опечалился, но в то же время поспешил скорее в Болгарию и шел усиленными маршами. А когда соглядатаи сказали ему, что скифское войско находится близко, то он двинул в ту сторону, где, по указаниям, оно находилось, и все свое войско. В один день он сделал переход больше, чем в сорок стадий, однако же не удалось ему захватить их, потому что и они тоже узнали о быстром наступательном движении императора и бросились в бегство со всех ног. Впрочем, многие, и даже знаменитые между ними, сделались жертвой меча около Визии. Обманувшись в своих расчетах, император раскинул палатку около реки Ригины и стянул туда все свое огромное войско.

62. Между тем царь болгарский, не имея возможности предпринять что-нибудь против римлян[150], — когда император с такими силами был уже на западе и приближался к пределам его страны, — прибегнул к переговорам и хотел заключить мир при посредстве тестя своего, Роза-Ура, который был зятем короля венгерского. И прежде всего он отправил к императору послов, которые предварительно устроили бы, чтобы он мог прибыть к нему без всяких опасений и быть принят с честью со стороны императора. Так и было, и Ур отправился к императору. Самодержец принял ласково и с подобающими почестями как его самого, так и бывших с ним. Мир был заключен и законно скреплен клятвой со стороны Ура, который произнес ее и за себя самого, и за зятя своего, царя болгарского, на том, чтобы возвратить императору крепость Цепену (это была единственная крепость из бывших под державой императора Иоанна, которую удерживали еще за собой болгары), а императору быть в мире с болгарами; наконец, той и другой стране довольствоваться прежними пределами. Когда таким образом все это совершено было по мысли державного, Ур, распростившись с императором, отправился, осыпанный царскими щедротами (насчитывалось до двадцати тысяч всех увезенных им с собой вещей, лошадей, тканей и прочего), а император остался близ Регины ожидать сдачи Цепены.