– О Боже! – застонал Алексей Павлович. – А говорят, что Советский Союз хотел в Африке коммунизм построить, общество высокой культуры и безупречной морали. Да лагеря надо было строить для человекообразных!
Осторожно, внимательно глядя под ноги, Алексей Павлович пробирается за соседнюю хижину. Изгажено все, засохшие кучки дерьма венчиком опоясывают жилище, вонидло шибает в нос, сонные мухи сварливо жужжат и норовят сесть на лицо. Не ослабляя бдительности Алексей Павлович расстегивает… черт, в двух шагах раскорячилась молодая туземка, коричневая задница едва не касается вонючего песка. Алексей Павлович так и замирает с … в руке. Девка посмотрела на беложопого, на лице появилось любопытство, когда взгляд коснулся руки на … . Любопытство сменяется интересом, взгляд становится приглашающим, задница кокетливо так подергивается.
– Mère de dieu!(Матерь Божья!) – ошарашено произносит он. – Мать Пресвятая Богородица! ЭТО предлагает МНЕ l'amour du matin (утренняя любовь)! Здесь и сейчас!! Меня вырвет!!!
По выражению лица белого человека девка поняла, что отвергнута с презрением. Оскорбуха непереносима, смыть позор можно только одним способом! Бабенка ладонью загребает песок с кучкой дерьма наверху и ловко швыряет в лицо белому подлецу. В полете импровизированный снаряд возмездия разваливается на составляющие элементы и Алексею Павловичу с трудом удается избегнуть поражения вонючей шрапнелью. Он отступает за край хижины с достоинством. В руке. Девка выкрикивает оскорбления, если судить по интонации и продолжает интенсивно швырять полузасохшие какашки сородичей. А возможно и свои. Алексей Павлович вскипает и немедленно опорожняет мочевой пузырь прямо на стену хижины, резонно полагая, что наглая девка живет тут. Вернувшись в свою хижину, некоторое время приходит в себя.
– Лагеря! Ла-ге-ря!! – раздельно произносит он, от злости забыв о расстегнутой ширинке. – Только так и не иначе! Идеология расизма возникла не просто так, у нее есть очень веские основания. И дело тут не в цвете кожи. Многие желают загореть летом до черноты буквально, еще и солярий зимой ходят. Мировоззрение – вот главная причина! Когда-то и мы выливали ночные горшки прямо из окон, было такое. Или не мы, а европейцы эти прибитые, французы с итальянцами и прочие немцошведы? Вроде они, у нас всегда были отхожие места и баня в каждом доме, а эти придурки, возомнившие себя центром вселенной, мыться научились у арабов в крестовых походах. И то не все.
Дрожащими от волнения пальцами кое-как застегивает ширинку. Одна пуговица получилась лишней, но Алексей Павлович этого не замечает. До ширинки ли, когда решаются вопросы мироздания!
– Идиоты какие-то! Зато пляски с копьями у костра каждый вечер затевают. Да-с, лагеря, бремя белого человека, железная поступь цивилизации… что там еще? Ну, это не важно. А важно то, что пока космические корабли бороздят бескрайние просторы космоса, вымазанные глиной придурки машут копьями и завистливо поглядывают на заработанное тяжким трудом чужое добро. Потом, выбрав удобный момент, лезут в чужой дом. Когда законные хозяева возвращаются, глиномазые придурки гонят их прочь – хватит мол, настрадались! Теперь ЭТО наше! Так уже было в Европе. Арабы, негры, азиаты – кого только не понаехало! Вначале были конфликты местного масштаба, затем фашисты пришли к власти, выпустили генную заразу из лабораторий – а как иначе покончить с «понаехавшими», их же миллиарды! Кончилось все мировой бойней, которая до сих пор кое где не стихла. Нет уж, давить надо в колыбели, без ханжества и лицемерного человеколюбия!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Утро следующего дня выдалось необыкновенно жарким. Обычно к утру прохладный воздух собирался в долине, жара наступала только к полудню. Вдобавок день выдался тусклым, в долине царил сумрак, с мутного неба сыпалась мелкая пыль и песок. Значит, наверху песчаная буря – понял Алексей Павлович. Дикари разбрелись по хижинам, павианы спрятались в зарослях. Алексей Павлович выбрался из шалаша – так привычнее, чем хижина! – медленно побрел по деревне. Пыль тотчас покрыла остатки одежды, волосы “поседели” и покрылись коркой. Дышать трудно, пот выступил по всему телу и, смешавшись с пылью, превратился в грязевую корку.
– С ума можно сойти! – зарычал Алексей Павлович, яростно расчесываясь.
Озеро рядом. Не раздумывая, Снегирев бросается в воду. Мутная и теплая, она все равно освежает и приводит в чувство. Остатки одежды вместе с грязью оседают на дно и некоторое время спустя Алексей Павлович понимает, что остался голым. В воде ладно, а на берегу? Уподобляться дикарям с трубочками на письках совсем не хотелось.
– Дьявол! – выругался Алексей Павлович. – Набедренную повязку сделать!
Кое как прикрыв срам листьями местного лопуха, Алексей Павлович бредет обратно. Пыль и песок, которые никуда не делись, опять облепили тело, превратили волосы в земляную корку и стянули лицо так, что глаза закрыть невозможно. Движения затруднены и каждый шаг причиняет боль.