Француз ведет фонарем, освещая пленника с головы до ног. Русский выше его на голову, шире в плечах и талии раза в полтора.
– Nourri de bull est de ne pas les forces spéciales, – бормочет француз. – Bien que, qui sait? (Откормленный бык еще не спецназ. Хотя кто его знает?) Ладно, тыло. Будет так.
– Почему вы называете меня тыло? Ах да! Снегирев Алексей Павлович, интендант третьего разряда.
– Trop compliqué (Слишком сложно.) Тыло, будет так, – отвечает француз.
От неловкого движения спину ожгло болью, как кнутом.
– Ой! Ну и черт с тобой! От меня-то какого хрена надобно?
– Хрена? Хрена-хрена-хрена… – пропел француз. – Ты не сдох от яда. Это surprenant! (Удивительно!) Je ne sais pas (Я плохо знаю) русский язык. Ты учить мне. Est-ce clair? (Понятно?)
– Вполне, – вздохнул Алексей Павлович. – Выбора, как я понимаю, у меня нет? – уточнил он, покосившись на дикарей с копьями.
– Oui, cher ami! – засмеялся француз и вежливо указал на яму.
Уже спускаясь, Алексей Павлович спросил:
– Как звать-то тебя, ученик?
– Quoi? О, Шарль!
Лестница уползает со скоростью перепуганной змеи, руки дикарей движутся, как лапки сороконожки.
– Шарль, – задумчиво повторяет Алексей Павлович, усаживаясь на земляной пол. – Не удивлюсь, если он окажется де бацнутым д”артаньяном.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ, Раевский
Ночь. Холодный ветер, не унимавшийся весь день, призвал в помощники дождь. Теперь они вдвоем издеваются над городом – один поливает улицы ледяной водой, другой смешивает с воду с опавшими листьями и швыряет горстями в поздних прохожих. Редкие автомобили похожи на космические корабли – те самые, что “бороздят” просторы мрачного космоса, освещая пространство галогенными фарами. Ведь так показывает Голливуд? Все живое попряталось, жизнь теплится в прямом смысле в домах. Денис молча стоит у окна, батарея дышит теплом, от которого чуть заметно колышутся шторы. К стеклу с той стороны прилип резной лист клена. Мокрый и скукоженный, как чья-то жизнь. Ветер отгибает края, тащит за собой, но лист упорно цепляется за гладкое стекло, не желая продолжать путешествие в холодном мраке ночи. Словно человек, опутанный долгами и делами, тонущий в море им же самим созданных проблем, стонущий под тяжестью грехов и ошибок, вдруг увидел другую, лучшую и светлую жизнь. И заплакал, осознав, что туда ему уже не попасть. Крупные капли стекают с листа, ползут по стеклу и срываются вниз, будто слезы с подбородка.
– И чего бы меня на философию упадничества потянуло? – шепчет Денис, касаясь кончиками пальцев стекла. – Экий поэт символист нашелся!
Человек прилип к стеклу,
плачет разрывается,
потому что у него хрен что получается.
Или по-другому:
человек прилип к стеклу,
плачет и рыдает,
ибо жизнь, как хрен,
слезы выжимает.
– М-да, если потренироваться… – Денис крутит головой и морщится, будто реально нюхнул тертого хрена. – Отчего ж не спится-то?
Трехэтажный дом на элитной окраине города, охраняемая территория, мебель из мореного дуба, в гараже дремлет нафаршированный по-самое-никуда джип, мотобайк со всеми мыслимыми наворотами, ухоженный сад – мамина гордость! – что еще? Разве золотых унитазов прикупить…
К утру дождь усилился. Уже не отдельные маленькие капельки, а водяная картечь барабанила в окна, гонимая сильным ветром. Деревья на глазах лишались последней листвы, оголенные сучья суматошно и страшно колышутся под ударами воздушного тарана. На улице ни души, изредка проезжают автомобили. Дождь льет словно настали последние дни перед потопом, обочины дороги превратились в бурные потоки, брусчатка во дворе залита водой. “Вот говорил же прораб – надо сделать дождевой сток! – подумал Денис, глядя на мелководное “озеро” с брусчатым дном. – Я отмахнулся, дурак!” Тройное окно не пропускает холод и влагу снаружи, тончайший слой нагретого металла на поверхности стекла дышит ласковым теплом, только усиливая ощущения холода и непогоды за пределами дома. А ведь кто-то и работает в такую погоду! Например, на стройке. Денис вспомнил экскаватор, память с готовностью воспроизвела запах машинного масла, солярки и чего-то еще того, чем пахнет только в кабине машины. Руки зачесались от желания дотронуться до рычагов управления, захотелось услышать рычание мощного мотора, ощутить подрагивание железного организма огромной и сильной машины… тяжесть в животе переместилась вниз, прямая кишка муркнула, словно кот, в заднем проходе поднялось давление.
– Вам пора на золотой унитаз, Денис Витальевич, – иронично шепчет Денис. – Или он у вас еще фарфоровый? Ну, зато с нанопокрытием!