Летопись 1 (СИ)

  Холод вытаскивает из забытья, цепкие пальцы мороза сжимают сердечную мышцу, заставляя последнюю суматошно биться в ужасе. Остывающая кровь бежит по жилам, разогреваясь в движении. Просыпается мозг, приходит в себя нервная система, включаются мышцы, тело оживает. Возвращается слух, обоняние и осязание. Алексей лежит на бетонном полу лицом вниз, глаза закрыты, руки неловко подвернуты под живот. От камня исходит леденящий холод, по спине гуляет сквозняк, неприятно щекоча затылок. “ Так можно и воспаление легких получить, – возникает тревожная мысль. – Лечат-то уколами в жопу!” Алексей окончательно приходит в себя, переворачивается на спину. Простое движение причиняет обширную боль, как будто вся тыловая часть тела, от шеи до того места, куда колют, утыкана кусками стекла. Боль нестерпима, заставляет немедленно сесть и открыть глаза. Бормоча сквозь зубы ругательства, Снегирев оглядывается. Судя по всему, он в яме. Земляные стены топорщатся черными корнями, утоптанный до твердости камня пол … нет, это просто глина! Языки сажи на стенах и специфический запах подсказывают, что залили пол глиной, потом развели кострище. Заодно и продезинфицировали, потому что в яме сухо и не воняет. Тусклый свет проникает сверху, сквозь щели в плетеной крышке.

  В яме пусто, то есть абсолютно ничего нет. В Снегиреве просыпается интендант третьего разряда Алексей Павлович. “ А срать куда? – тревожится интендант. – А если понос? Это же бесчеловечно!” Впрочем, брожения в кишечнике Алексей Павлович не ощущает и это успокаивает.

  – Интересно, какой сегодня день по лунному календарю? – тихо произносит Алексей Павлович. – Неплохо бы гороскоп узнать. Что звезды-то говорят?

  “Что ты в яме, муд…к! – издевательски отвечает внутренний голос. – Тебя отпиз…, потом волокли мордой по земле, а в конце бросили в канаву, как пакет с мусором. Ладно, что не в могилу.”

  – А вдруг и правда это могила!? – не на шутку тревожится Алексей Павлович. – Нет, слишком большая. Да и зачем далеко тащить, зарыли бы сразу.

  – Зачем зарыли? Это не хозяйство! – раздается сверху ехидный мужской голос.

  Плетеная крышка сдвигается, дневной свет обрушивается мощным потоком, заставляя жмуриться и отползти в тень. Спина упирается в стену, неловкое движение причиняет обжигающую боль. Алексей Павлович невольно вскрикивает.

  – Такой страшное? Я отсталь мода совсем, – звучит не совсем понятная фраза.

  Обычный дневной свет ослепляет, глаза наполняются слезами. Алексей Павлович трясет головой, вытирает слезы, но от грязных рук становится только хуже. Окончательно потеряв способность видеть, он разводит руки в стороны. Кожа на спине натягивается, боль охватывает тело с такой силой, будто оно рвется на куски. Не сдерживаясь более, Алексей Павлович матерится изо всех сил.

  – Это русский заклинаний? – осведомляется тот же голос. – Они не помогать.

  С глухим стуком падает деревянная лестница, голос приказывает:

  – Подъем!

  Осторожно, словно стакан с водой на макушке несет, Алексей Павлович карабкается по перекладинам. Глаза по-прежнему зажмурены, слезы текут по щекам, уши забиты засохшей грязью, исправно только обоняние. Нос сообщает Алексею Павловичу, что воздух сух и чист, немного пахнет псиной и тухлятиной, а также – поразительно! – туалетной водой или духами, черт их разберешь! Это может означать только одно – предстоит встреча с рабовладельцем. В некоторых африканских племенах модно и престижно иметь белых рабов. Типа мстю за унижения предков. А вокруг расположилась стая собак, голодных и злых. Или тех странных полуобезьян, что так безбашенно атаковали экспедицию?

  Холодные жесткие пальцы хватают за уши. Алексей Павлович невольно становится на цыпочки и делает несколько семенящих шагов. Запах туалетной воды усиливается, пальцы разжимаются. Алексей Павлович “на автомате” разминает уши и в этот момент на него обрушивается холодный водопад.

  – Attention, c'est le diable! – раздраженно произносит все тот же голос неизвестного мужчины.

  Алексей Павлович торопливо трет глаза. Еще один ушат воды обрушивается сверху, влага охлаждает пылающую спину, смывает корку грязи. Внезапное облегчение так приятно, что Снегирев неожиданно для себя говорит:

  – Еще ведро, пожалуйста. Только помедленнее!