Летом сорок второго

У Алудни давние счеты с русскими, оттого он такой злой и потому часто пускает свою плеть в дело. Его отец погиб от красного террора, разразившегося в Венгрии во время Гражданской войны, которую устроили большевики, а два дяди долго томились в русском плену. Алудни даже поехал в Финляндию в 1939 году, как и другие венгерские добровольцы, чтобы сражаться с большевиками и помогать сородичам отстаивать независимость.

Сегодня к венграм приехали из Белогорья их братья-финны, инструкторы по лыжному делу, чтобы формировать из венгерских солдат лыжные батальоны. Гостям необходимо оказать достойную встречу. Алудни готов похлопотать перед начальством, чтобы женщин и девушек, готовых прийти вечером в гости к финским инструкторам, освободили от ночных работ.

Когда мадьяры покинули хату, тетя Глаша не выдержала, разразилась криком:

– Да сколько же нам эта революция отрыгиваться-то будет? Когда же перестанут ей, проклятой, по глазам-то бить?

Неизвестно, нашел ли Алудни в других хатах доброволиц, но группа, в которой был Виктор, вечером вышла на работы полностью. На этот раз мадьяры и вовсе не захотели идти к берегу. Отправив с рабочей командой лишь словацкого переводчика Штефана, сами они остались за колючей «егозой». Штефан, блондин с богатырским размахом плеч, забрал косу у тети Глаши и отправил ее вместе с девочками-подростками в укрытие. Работа их вновь продлилась недолго, нарушенная стрельбой с левого берега. Парни, побросав косы, побежали к промоине, возле которой заблаговременно была выставлена высокая вешка. Штефан раздал парням сигареты, велел курить в кулак, чтобы тлеющий огонек оставался незамеченным. Видя в Штефане если не друга, то уж точно не врага, Виктор стал расспрашивать его:

– Штефан, откуда ты наш язык знаешь?

– Отец меня научил трохи. Был то вояк ческословенского збору[23]. Ехал через Сибирь, а там научил ваш язык. С детства я почул ваши слова, его речи и помятать их. Самогон, шинель, теплушка. Штыком коли! Мороз жмет!

– Так выходит, папаша твой белочех был? – спросил кто-то из ребят.

– Да, у вас называли их белочехами, – Штефан не сменил дружественного тона. – А еще мой отец ми поведал, звали чехособаками. Потом, когда я немного подрос, отец стал обучать нас со старшим братом зручности[24] каменщика. В летний сезон мы много шли по окрестностям, а живем мы под Кошице, нанимались в строители. В Михайловице, Чопе и Ужгороде живет много русин. Их язык е вельми подобны вашей. Там я тож штудовал. И в нашем плуку[25] есть русины из Угорского Подкарпатья. Они идуть сполу[26] с трансильванскими румынами в церковь, ктора зостала в этой деревне, и модляться там без князя [27].

– Штефан, скажи, а правда, что говорят немцы? – спросил Виктор, уводя разговор. – Они захватили Москву и Кавказ?

– Немцы и мадьяры брешут! – обрадовал парней словак. – Русские отстояли Москву, и война сейчас идет при Сталинграде. Немец его не може трвать[28]. Ленинград еще держится, хоть и глухо обложен. Еще в Европе идет в гору партизанское хнутие. Зважть[29] много партизан у вас на Украине и Биелоруски. Есть в Югославии и Грецку. И в моей крайне люди ходять в Татрых и там боявять с неприательом.

– Штефан, так, может, вместе рванем сейчас к нашим? – предложил кто-то из сагуновских парней. – Вон Дон переплывем – и мы у своих! Тебя наши не тронут. Мы с ребятами поручимся, расскажем, как ты нам помогал.

– Нет, друзья, то не можно. На родине мою семью могут взять ако рукоемников[30], когда туда придет справа[31], что я сдался в плен. Але можуть буть и расстреляни.

Парни молча посочувствовали Штефану.

– Ребята, а ведь сегодня шестое число, – сказал кто-то.

– Двадцать пятая годовщина…

– Эх и праздник был бы завтра!.. Помните, как двадцатилетие отмечали?

Штефан вынул из кармана скомканный тетрадный листок, отдавая его ребятам, тихо объяснял:

– На столбе утром висело.

Виктора укутали полами телогреек, поднесли зажженную спичку, он осторожно развернул бумажку, это была написанная от руки листовка:

«Дорогие товарищи! Поздравляем вас с днем Октябрьской Социалистической революции. Вся страна отмечает этот день своими достижениями. Давайте и мы помогать освобождению района. Прячьте хлеб, масло и остальные продукты питания. Прячьте теплые вещи. Немцы говорят, что эти вещи для военнопленных. Не верьте немцам. Оказывайте всяческую поддержку партизанам и красным разведчикам».

Долго сидели молча, ощущая позади себя, за Донской лентой, огромную мощь страны. К их яме подполз мадьяр, объявил, чтобы собирались и двигались к проходу в проволочной спирали. Эта ночь прошла так же безрезультатно, как и предыдущая.