– А у вас-то девчонка есть?
– Нет. Наверное…
– А была?
– А, доброе! – женщина, не разгибаясь, извернулась, чтобы глянуть на Альку. – К своему герою опять?
– Ну да, к кому же еще.
– Ну и как там у вас продвигается?
Алька пожала плечами, неуверенно улыбнулась и промурлыкала:
– We shall overcome, we shall overcome, we shall overcome some day…
Уборщица выпрямилась во весь свой недюжинный рост, бросила тряпку в ведро, сняла перчатки, поправила косынку на пергидрольно-белых волосах.
– Ну и правильно. Но пасаран. Мы, бабы, такие. Усрамся, но не сдамся.
В отделение Алька вошла, все еще напевая.
– О, ты вовремя, – поймала ее у островка дежурной медсестры санитарка Маша. – Там твоего очередь мыться. Воняет уже на всю палату, соседи жалуются. Где санузел, знаешь. Там в тазик теплой водички возьмешь. Полотенце есть? Или казенное давать?
Вот тебе и оверкам, подумала Алька, покорно принимая в руки тазик и кусок мыла. И ничего он не воняет, хотя… Заставить Даниила Андреевича помыться ей еще ни разу не удавалось. Пока они продвинулись не дальше подачи судна и помощи во внутрикроватных перемещениях.
– Это еще зачем тебе? – Ворон встретил ее, недоверчиво косясь на тазик с водой. В ответ на его взгляд только пожала плечами и улыбнулась. Побоявшись выронить тазик из задрожавших рук, быстро поставила его на тумбочку. Раздвинула ширму, отгородив Данькину кровать от остальной палаты. Заглянула в тумбочку, достала нормальное мыло, с легким жасминовым ароматом, а не это, больничное, всегда напоминавшее ей запахом замученных бродячих собак, коих отлавливали по весне по всему городу и отправляли на живодерни. На Ворона старалась не смотреть, старалась сосредоточиться на простых сиюминутных действиях, но волнение выдавали руки. Они дрожали так сильно, что ей казалось, будто вся она вибрирует.
– Не знаю.
Яну он заметил сразу. Небольшая, мягкая и легонькая одновременно, по-особенному ладная – что дает только привычная уверенность в себе. На первой лекции ее не было, она появилась пару недель спустя – поступила на платное отделение. Она резко выделялась среди девчонок, попавших в универ сразу после школы: училась небрежно, замуж тоже вроде не собиралась. Кажется, они были ровесниками – Данька всегда знал, что истфак рано или поздно будет в его жизни, но до этого он еще по дури оттрубил два года в кулинарном техникуме. Получилось так, что умер отец, а через год мама во время гастролей познакомилась с мистером Робсоном. Мистер был коллега, какой-то ударник (барабанщик, то есть) из Нью-Йорка. Мама вышла замуж за Нью-Йорк, а Данька ушел жить к бабушке, поступать никуда не хотел, из вредности засобирался в армию. Кулинарный техникум возник случайно – он пошел туда за компанию и поступил по приколу; таким образом состоялась альтернатива Вооруженным Силам.
Чем занималась Яна до того, как возникла на истфаке, Данька не знал; возможно, что и ничем. В универ она приезжала на своей машине, посредством которой раз чуть было не задавила однокурсника Ворона. Машина была смешная, – длинноносый «бьюик» семидесятых годов, – но машина, не велосипед все же. Был темный осенний вечер, Яна находилась в расстроенных чувствах и предложила подвезти его до метро; затем попросила посидеть с ней в баре. В итоге «бьюик» всю ночь простоял в подворотне: пока они перемещались из одного кабака в другой. Кабаков тогда было немного, а ночной оказался и вовсе один – в подвале, с деревянными столиками и пластиковой зеленью. Мурлыкал муммий тролль; Яна говорила о том, как она любит историю, а родители дают бабки только с условием перевестись на факультет менеджмента. Первый семестр на истфаке оплатил ее «бывший», но на то он и бывший, чтобы теперь не платить. Данька слушал, пытался что-то советовать – ему искренне было жаль симпатичную девушку. Он не мог предложить ей денег, но пообещал помочь подготовиться к экзаменам, чтобы летом перевестись на бюджетную форму. Так началась эта странная дружба. Много позже Яна говорила, что если бы он в то время повел себя не как рыцарь (читай, лох), а как мужик, все было бы по-другому.
Губки для умывания не оказалось. Не подумала об этом. Зато в тумбочке лежало несколько чистых вафельных полотенец. Не больничных. Достала полотенца. Одно повесила на спинку стула, второе сложила вчетверо и угол обмакнула в тазик. Намылила.
– Ты что, мыть меня придумала? – Данька почти сорвался на фальцет.
– Да. А что тут такого? Тебя в детстве не учили, что чистота – залог здоровья?
– Какое уж тут здоровье?
Он приподнялся и уставился на нее. Алька сунулась с полотенцем, он довольно резко отмахнул ее руку. Только тут поняла, что не раздела его. Он полусидел в кровати, в больничной пижаме, а из-под нее выглядывала футболка.
– Если бы я мог пуговицы расстегнуть, то и мыть бы меня не было нужды, ты не находишь?