Читаем Лето по Даниилу Андреевичу // Сад запертый полностью

Лето по Даниилу Андреевичу // Сад запертый

Роман «Лето по Даниилу Андреевичу» появился на карте современной русской литературы более десяти лет назад и отразил как реальность только что в очередной раз пережитой страной катастрофы распада, так и многие посттравматические неврозы и фобии момента. Финал книги не оставлял надежды или же откладывал ее на неопределенно долгое время.Так и случилось – «Сад запертый», связанный с «Летом» через судьбы героев, но разительно отличный по тональности, вырос в свой срок в том же темпе, в котором живется современная русская жизнь: в каждодневных взлетах и разочарованиях и очень постепенном прояснении смыслов и задач.Если в первой книге происходит сказочная утрата, то вторую можно назвать книгой мертвой воды: разрозненные части срастаются в целое, нарушенная гармония чудесно восстанавливается, но пока без должного подобия, волшебных рифм. От «всадника, преследуемого наводнением Большой Истории», «двойного предателя», «живого мертвеца в девятом круге Ада» – такие определения нашел в свое время Лев Данилкин для главного героя «Лета» – к попытке уже не героического, но человеческого определения Родины и ее отсутствия, любви и небытия, женского и мужского, к принятию себя и, – наконец-то – возвращению домой.

Ксения Венглинская , Наталия Михайловна Курчатова

Проза / Современная проза18+
<p>Наталия Курчатова, Ксения Венглинская</p><p>Лето по Даниилу Андреевичу</p><p>Лето по Даниилу Андреевичу</p>

Consolamentum [1]

Там, где ищут мифа, там жаждут события.

Филипп Лаку-Лабарт, Жан-Люк Нанси

Оттаявший под солнцем город застывал к ночи. Всe грoмчe пaхлo чeм-тo мeртвым и вeснoй, нo лужи, пeрeбрoдив, вoзврaщaлись к мoрoзу. Темные окна смотрели человеку в затылок. Ловили стук шагов, отзывались гулкими каплями звука между соседних стен. Воздух шевелился в поблескивающих стеклах. Облизанный холодом асфальт скользит из-под ног, ветер. Небо бежит между туч темными пятнами.

На перекрестке лед треснул под ее каблуками. Из проулка почти неслышно вышел человек. Она не решилась ни перейти улицу, ни бежать прочь, пока он приближался, успокаивая, усыпляя расслабленной походкой, чем-то знакомым в движениях и осанке. Отблески света, островки тени колебались вокруг, в ореоле гаснущего фонаря. Он перешел улицу. Обернулся. Подъехала машина.

– Янка, merde! – разразился знакомым картавым ругательством. И добавляет уже гладко, четко, по-учительски, будто – дети, откройте тетради: – Куда тебя понесло, коза?

Яна послушно остановилась. Данька подошел, толкнул ей в ладонь твердую маленькую руку:

– Держись. Пошли. Я тачку поймал.

Апрель, холодно, где-то стучит вода, где-то над крышами домов возвращаются птицы. Из клуба вываливается компания; видят такси с зеленым пока огоньком и направляются к ним. Кто-то зовет Грабовскую. Яна оборачивается.

– Мы поедем без них, – безапелляционно заявляет Данька и бормочет: – Надо ж так обдолбаться…

Заталкивает ее в машину.

– Поучи меня жизни еще… – возмущается Янка. – Teacher, leave the kids alone![2] Как будет я вас люблю по-французски?

– Я вас люблю или люблю по-французски?

– Пошляк…

Данька отворачивается в окно и негромко говорит:

– Je vous aime.

…И все-таки с начала, то есть с осени.

Река вздувалась и шипела, выползая из берегов, рассыпалась, заполняя собой город, превращалась в бесконечный октябрьский дождь. По гибкому, чуть вибрирующему среди зарослей дождя мосту шагал темный и мокрый человечек.

Он смотрел сначала вниз – вздыбленная шерсть реки волновалась под порывами тяжелого ветра, тростинки дождя колыхались, дрожали, уходили все выше.

Он оглянулся – на берегу дождь постепенно редел, ближе к острову, наоборот, темнел и клубился. Мост выгибался между двумя дождями и постепенно подходил к концу. Человек шел все дальше и вскоре исчез вместе с островом, который оброс дождем так сильно, что стал частью реки.

Такая уж была эта осень – лихорадочные, совсем майские ливни с торжествующего воя и гула переходили на захлебывающийся плач; остепенившись, входили в ритм и обрушивались на город с тяжелой размеренностью небесных маршей. Бледное, умытое, до жестяной белизны стертое солнце сверкало, слепило нещадно и холодно, так продолжалось уже не первую неделю, но вот сегодня было тепло и просто ветер. На лестнице ветер распахивал окна, рамы скрипели в тишине обезлюдевшего здания. Вниз по ступенькам текла позабытая пыль. Четвертый этаж, конец коридора, окно, настежь, лейтенант Ворон остановился и посмотрел вниз. Клочья листьев и туч, середина солнца. Ветер густой и свежий, дышишь, как пьешь, и чем больше, тем больше хочется. Дальше по улице заурчала машина. Дружинники входили в город.

<p>Сад запертый</p><p>Интро</p><p>1</p>

Hortus conclusus, или «Запертый сад» – сюжет, распространенный в живописи позднего Средневековья. Райский сад за высокой стеной, где персонажи Священного Писания, а также святые и некоторые книжники, властители и герои, удостоенные подобного соседства, ожидают, пока на земле придет время Страшного суда. Мы видим лaзурнoe нeбo, зeлeный луг – глaдкий, кaк футбoльнoe пoлe. По берегам ручья бугрится цветущий кустарник, и в этой части сад напоминает уже чью-то заброшенную дачу. Мадонна с младенцем в компании отцов церкви и святых отдыхает у ручья. Неподалеку – Георгий с маленьким дракончиком. Дракончика тоже взяли в рай как обязательного спутника, без которого подвиг был бы невозможен. Когда меня охватывает тоска по людям, с которыми мы больше никогда не сойдемся на этой земле, я вспоминаю этот сюжет. Пожалуй, именно так я представляю себе возможность рая.

По горизонту выстроились в очередь белые корабли. Закипает весна. Высокий осыпающийся дом, крытый черепицей, веранда со стороны моря. На дворе лают две собаки. Легкая вишня колышет ветви над узкой полосой пляжа. На ней узелками набухают почки.

Перейти на страницу:

Похожие книги