Лето на Парк-авеню

– О, ерунда, – она опустила взгляд в свой блокнот и принялась увлеченно царапать очередную идею. – В этом городе полно авторов, которые с радостью предоставят свой материал для «Космополитена».

– Может, и так, – сказал Димс, – но у вас не будет денег на них.

– Это почему же? – Хелен подняла взгляд, постукивая ручкой по блокноту.

– Мы сделали кое-какие корректировки в бюджете, – сказал Димс. – Как ты знаешь, «Космополитен» уже несколько лет имеет задолженность. Доход от рекламы падает и, согласно Айре, возлагать надежды на июнь не стоит. Плюс, ты взяла и наняла Уолтера Мида на высшую ставку и определенно не поскупилась на оформление своего кабинета.

– Это верно, – согласился Эрик. – Вы здесь слегка хватили через край.

– Если коротко, – сказал Берлин, – совет решил, что нам нужно урезать бюджет.

– Урезать? – ручка Хелен замерла, и я впервые увидела неподдельную озабоченность в глубине ее больших карих глаз. – Вы мне говорили, что не поднимали бюджет «Космополитена» больше двадцати лет. Он и так уже ниже некуда, а вы еще говорите о том, чтобы что-то урезать?

– У вас будет тридцать тысяч долларов на номер, – сказал Берлин.

Мне это показалось целым состоянием, и Хелен, похоже, тоже решила, что ей этого хватит. Она откинулась на спинку своего креслица, расслабившись.

– Почему у вас такой кислый вид, ребята? Я уверена, тридцати тысяч хватит на статьи.

Мужчины повернулись к Берлину.

– Похоже, вы не поняли, Хелен. Эти тридцать тысяч – это не на авторов и статьи. Тридцать тысяч – это общая сумма. На весь номер. Сюда входит фотография, модели, ретушь, иллюстрации, редактура, реклама, доставка, зарплаты сотрудников, расходы – все.

Он усмехнулся с довольным видом.

Если Хелен и была ошарашена, она не подала вида. И бровью не повела. Но Джордж был не так сдержан: он хлопнул себя по лбу обеими руками и издал вздох отчаяния. Хелен не дала им повода почувствовать, что они прижали ее, если это им и впрямь удалось.

– Вы забыли стоимость тиража, – сказала она, откладывая блокнот.

– Это берет на себя «Хёрст».

– Ну что ж, слава богу, – Хелен редко прибегала к сарказму, но изъяснялась предельно доходчиво, поэтому она элегантно встала с кукольного креслица, огладила платье и сказала. – Что ж, джентльмены, тридцать тысяч, так тридцать тысяч. Вижу, я останусь без зарплаты, так что если у вас все, мне надо бы вернуться к июльскому номеру.

* * *

Едва мужчины удалились, Хелен сбросила маску непринужденности. Она подошла к софе, свернулась в уголке и обхватила себя тонкими руками, словно была готова разломиться надвое.

– Миссис Браун?

Она еще глубже погрузилась в себя и стала раскачиваться. Я заметила, что чулок у нее порвался еще в одном месте.

– Вы в порядке?

Она не отвечала. Я подошла к ней и хотела спросить снова, но она стала плакать.

– Я этого больше не вынесу, – сказала она.

Я никогда не встречала женщину, которая бы плакала так часто и была при этом так неотразима, как Хелен Гёрли Браун. Всякую грусть и обиду, всякую досаду и разочарование она смывала слезами. После особенно сильных слез, когда у нее опухали глаза, она снимала парик и погружала лицо в миску с ледяной водой, задерживая дыхание, насколько хватало сил. Затем я подавала ей полотенце и сторожила дверь, пока она накладывала макияж и принимала прежний вид, цветущий и исполненный самообладания.

Поначалу меня шокировали ее слезы, потому что сама я была совсем не такой. Я не позволяла себе плакать после смерти мамы. После того, как я ее потеряла, ничто, казалось, не стоило моих слез. Словно бы я боялась умалить глубину моей скорби по ней, заплакав о чем-то еще. А мне было о чем плакать. Когда Майкл сказал, что все кончено… Когда я услышала, что он женится… Когда мой отец решил снова жениться. Каждый раз я находила в себе силы не заплакать.

Хелен обхватила голову ладонями и вовсю рыдала, и ей было плевать, что у нее течет из носа, и макияж размазан по лицу. Я взяла салфетку из нарядной коробки и протянула ей. Она промокнула глаза и высморкалась, после чего опять зарыдала. Салфетку она скомкала и сжала в руке, и я протянула ей новую.

– Как они рассчитывают, что я буду издавать этот журнал, связанная по рукам и ногам? – сказала она навзрыд. – Они хотят меня подставить, чтобы я не справилась.

Она подняла на меня взгляд, губы ее дрожали, а нос был красным, как у пьяницы. В тот раз я не стала ее убеждать, что она не похожа на У. К. Филдза[3], потому что это была бы неприкрытая лесть. Хелен имела жалкий вид, и ей, похоже, пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы сказать:

– Вызови мне Дэвида.