Летящие по струнам - скользящие по граням

Мы терпеливо переоделись в палатке в свою обычную одежду, отправили с магическими орлами спецодежду и свои техсредства домой и терпеливо дождались утра. Ну, а когда взошло солнце и главный маг-синоптик Вышки разогнал тучи, то все увидели, что на статуе не осталось ни единой золотинки, она была черна, как ночь, и потому у всех тут же отлегло от души. Сессия уже началась успешно и мы, провожаемые дружескими возгласами, отправились в главный учебный корпус сдавать первый экзамен. Из всех ста двадцати трёх экзаменов, которые мне предстояло сдать, самым сложным для меня был экзамен по «Теории единого магического поля». Вся суть этой теории сводилась к тому, что напряженность магического поля - E, равна совокупности всех субъектов магии - s, умноженных на предельную величину магического воздействия одного отдельно взятого субъекта магии - c, возведенная во вторую степень. В общем получалась вполне знакомая нам формула, только здесь I равняется sc в квадрате, а у нас E равно mc квадрат. При этом c априори равнялась 33 исам, а за один ис брали уровень магического совершенства Иисуса Римского.

Таким образом как бы говорилось, господа, даже и не пытайтесь превзойти уровень отца магии и действительно до тридцать третьего уровня никто из магов ещё и близко не доходил. Самые лучшие маги максимум чего достигали, так это двадцать второго уровня, но уже пятнадцатый называли богоравным, ведь маг такого уровня способен спокойно жить в пекельном мире. Да, но ведь мы в своей Вселенной летали на скоростях во много раз выше скорости света, но все остальные постулаты «Теории единого магического поля» упрямо твердили, что напряженность единого магического поля Земли Магии величина такая же постоянная, как и предельная величина магической силы Иисуса, родившегося на свет в нашем мире всего с одной тридцать третьей частью своей силы и начавшего учить людей магии тогда, когда он достиг тридцать третьего уровня. Ему как раз исполнилось тридцать три года. После этого, как маг, до своего момента перехода в Высший мир, а это гораздо выше, чем обители всех земных богов, он больше не развивался, а точнее не показывал своей силы. Ему и имеющейся у него с лихвой хватало на любые творения, а не то что на хождение по водам.

Не только у нас, но и у многих наших товарищей, да, и в профессорской среде, по этому поводу возникало множество споров. Однако, чтобы мы не говорили, у профессоров кафедры «Теории единого магического поля» на всё был один ответ, господа, сия теория написана самим Иисусом Римским и не вам, чёртово семя, рассуждать на эти темы. Вот если кто-нибудь из вас достигнет тридцать третьего уровня и хотя бы, встав ногой на волну у берегов Австралии за полчаса доберётся на ней, не замочив своего хитона до берега Южной Америки, тогда и станете рты открывать. Этот предмет нельзя было заваливать. Получишь неуд и всё, прощайся с Вышкой. Поэтому, явившись в триста тридцать третью аудиторию, одну из самых громадных в академии, под сводами которой запросто могло сесть три тысячи триста тридцать три студента, но никогда не собиралось больше пяти сотен и на всех остальных неудобных деревянных креслах сидели исключительно пернатые посланцы, я встал в очередь к одному из столов с мыслью: - «Лишь бы отгавкаться».

Моя очередь подошла минут через семь и только тогда я соизволил взглянуть на препода. За монументальным дубовым столом сидел субтильный черноволосый мужчина, один из самых вредных и ехидных профессоров кафедры - Вильгельм Штайнер по прозвищу Усохший Геракл, который люто меня ненавидел, но мне, честно говоря, было наплевать на это. Вежливо ему поклонившись, я вытянул конверт с билетом и вместо того, чтобы открыть его, зачитать вслух номер и отправиться готовиться, сразу же сел на стул и заявил, что буду отвечать без подготовки. Геракл сразу же недобро усмехнулся, но я, прежде чем начать ответ, демонстративно включил магическое око и только потом достал из конверта билет с тремя вопросами на самые разные темы «Теории». Мне было вообще было наплевать, какой из трёхсот тридцати трёх билетов я вытащу. Гипнопед вложил мне в голову правильные ответы на все. Поэтому я и отстрелялся, как из пулемёта, по всем трём вопросам и мрачно уставился на Геракла. Тот поёжился от моего взгляда, но придраться ему было не к чему, ведь мне не досталось билета с самым нудным и тоскливым занятием на свете, решением задач по «Теории». Геракл вздохнул, развёл руками и сказал унылым, кислым тоном: