Тем не менее, надеясь на лучшее и на ходу печатая сообщение в рабочий чат, он заторопился в сторону метро. В последний раз он добирался куда-либо общественным транспортом еще в ту пору, когда был студентом экономического факультета. Бульдожья хватка и гибкий, аналитический ум в свое время открыли перед ним многие двери.
Он не заметил даже, как заключил себя в тесные и день ото дня сжимающиеся все сильнее стальные рамки времени. Мистический маятник опускается все ниже, время становится почти-что материальным…
Недопустимо, когда без согласования с графиком ломаются машины, или метро открывается не раньше половины шестого утра. Работа не терпит досадных недоразумений. Работа требует рабского поклонения.
Марк носит шелковые рубашки и дипломат из кожи крокодила – смотрите, я и сам в некотором роде рептилия. Я вас сожру, а вы и не заметите. Если, конечно, у меня найдется на это несколько свободных минут между многочисленными переговорами и перерывами на обед.
На этой скорбной ноте оставим господина Грацианова, потомственного, чистокровного и неисправимого трудоголика на растерзание работы и перенесемся в противоположную часть северной столицы.
К областной больнице.
Поближе к людям в белопенных халатах. К одной из них, светлой и чистой, как речная вода.
Симона Сава бережно сложила больничный халат в шкаф и накинула на плечи легкую куртку. Взглянула на часы и зевнула, прикрыв рот рукой.
Раннее утро, но смену она уже благополучно сдала. А это значит, что можно с чистой совестью идти домой. Сквозь ватные улицы, свежие и окутанные утренней росой. Можно купить по пути пакет ароматных булочек и немного ярких лимонов. Можно даже позволить себе никуда не спешить. Что значит для нее время в столь ранний час? Она не может опоздать домой.
Симона была из тех людей, которые находят особое удовольствие в том, чтобы растягивать минуты. Для нее время – почти что музыка. В ее работе опоздание может стать непростительной ошибкой, и именно поэтому свободные часы она растрачивает, не считая. Непозволительная щедрость!
Но вот она действительно идет пружинящей походной, неспешно, заложив руки за спину и разглядывая небо так, как это часто делают пожилые люди. Куда же еще смотреть в тот час, когда небо хрустально-чистое, точно тщательно натертый бокал? Пожалуй, у Симоны нет даже при себе телефона.
Сейчас она пустой сосуд. Потом, когда снова начнется смена в больнице, она заполнит себя сосредоточенностью и отзывчивостью, будет успевать все и сразу. Но сейчас… Сейчас она – прозрачное стекло, прозрачнее неба и воды. Никаких суррогатов. Ничего не нужно. Только, пожалей, все же несколько лимонов из продуктовой лавки и эти вот замечательные персики. И орехи в меду, похожие на застывшие в янтаре драгоценные камни…
***
Они столкнулись в вагоне метро. Пакет с фруктами лопнул, и желто-оранжевые краски брызнули на затоптанный пол, под ноги равнодушных людей.
– Прошу прощения, – буркнул Марк Грацианов и заторопился к раскрывшимся дверям, обогнув Симону по широкой дуге.
Женщина на мгновение опешила, но тут же нахмурилась и втащила Марка обратно в вагон за кожаный дипломат.
Двери закрылись. Вагон тронулся.
Марк уставился на Симону совершенно безумными глазами и раскрыл было рот, чтобы что-то сказать, да только так и застыл, выпучив глаза. Сима в свою очередь беспомощно развела руками. Ее взгляд, укоризненный и в то же время расстроенный, вызывал у господина Грацианова совершенно смешанные чувства. Так смотрят на провинившихся детей, подумал он отрешенно и зачем-то повторил:
– П-прошу прощения…
Он говорит на плохом английском, и Симона сразу относит его к классу туристов.
– Не стоит, – вздохнула она и принялась собирать в дамскую сумочку разбежавшиеся по вагону фрукты. – Это вы меня извините. Дернула вашу эту сумку…
Марк, не отводя от нее странного взгляда и не менее странно улыбаясь, помогал.
– Я это не со зла. Так получилось. Вы очень торопились?
– Торопился, – кивнул Марк, складывая в сумку Симоны собранные лимоны. Закончив и выпрямившись во весь рост, он взглянул на часы и поморщился: – Очень.
– И что же, вы много потеряете, если не успеете?
– Вы спрашиваете меня об этом только для того, чтобы я попросил вас не беспокоиться? – хмыкнул Марк, взъерошивая беспощадно кудрявые волосы и хитро смотря на женщину исподлобья. Она робко улыбнулась и протянула ему тонкую ладошку:
– Симона.
У нее длинные пальцы и ногти абсолютно без маникюра.
– Марк.
У него руки перепачканы чернилами и тонкие порезы от бумаги на подушечках.
Вагон остановился, механический голос объявил прибытие на станцию.
– Пойдете со мной? – неожиданно для себя выпалил Грацианов.
Симона выгнула дугой левую бровь:
– И зачем же?
– Вы должны мне пятнадцать минут, которые я потеряю по вашей вине.
– Из-за вас порвался мой пакет!
– Я куплю вам новый, – улыбнулся Марк и вытащил Симону на станцию.
Двери закрылись. Вагон тронулся.
Глава 3. Рим