Летающий класс

Мартин, у которого с деньгами было плохо, потому что родители его были бедны - он и за учение платил только половину, - нарисовал для Некурящего картину. Она называлась «Отшельник», и на ней был изображен человек, сидящий среди ярких цветов в садике. У ограды стояли три мальчика и махали ему; он смотрел на них приветливо и вместе с тем грустно. На плечах и на руках у него сидели маленькие доверчивые синицы и малиновки, а над его головой кружились в хороводе сверкающие разными цветами бабочки.

Это была очень красивая картина. Мартин потратил на нее по меньшей мере четыре часа.

Вот такой сюрприз должен был Джонни поднести Некурящему в сочельник, канун рождества[13]. Они знали, что он один-одинешенек, и очень жалели его.

По вечерам он надевал свой лучший костюм и шел в город. Он говорил им, что дает уроки музыки. На пианино. Они не верили этому, но и не спорили с ним. Руди Крейцкамм, который был экстерном и часто болтался в городе, уверял, что Некурящий до позднего вечера играет на пианино в кабачке «У последнего порога», что находится в предместье города, и получает за это одну марку пятьдесят пфеннигов и горячий ужин. И хотя этого никто не доказал, возможно, что так оно и было. Впрочем, это для них не имело значения. Важно было, что он славный, неглупый малый. В жизни он, по всей видимости, перенес много бед. Он не выглядел так, будто отбарабанивать в прокуренном кабачке шлягеры было его жизненной целью.

Уже не раз они потихоньку советовались с ним. И прежде всего в тех случаях, когда не хотели обращаться к своему воспитателю. У доктора Бёка было прозвище — Юстус. В переводе с латинского это значит - справедливый! Ведь доктор Бёк был справедлив. Именно потому они так и прозвали его.

Но иногда, в очень уж затруднительных случаях, когда справедливость того или иного положения вызывала большие сомнения, они стеснялись обращаться к Юстусу и спешили перелезть через ограду, чтобы посоветоваться с Некурящим.

Мартин, Джонни, Себастьян и раненый экстерн Фридолин прошли в ворота оголенного заснеженного сада. Мартин постучал. Затем они исчезли в железнодорожном вагоне.

Матиас и Ули остались у ворот.

- Валит снег, снова произойдет праздничная потасовка, - радостно заметил Матиас.

А Ули сказал:

- Нам надо прежде всего постараться вернуть тетради для диктантов.

- Вот уж ни к чему! - возразил Матиас. - Я чувствую, что натворил ужасных глупостей. Послушай-ка, малыш, как пишется слово «правиант», через «а»?

- Нет,- ответил Ули, - через «о».

- Ага,- сказал Матиас. - Значит, у меня есть ошибка. А «правинцыя» через «a»?

- Нет, тоже через «o».

- А на конце?

- «ия».

- Вот, черт возьми! - проговорил Матиас.- В двух словах - три ошибки. Того и гляди рекордсменом станешь! Я за то, чтобы реалисты выдали нам Крейцкамма, а тетради оставили себе.

Некоторое время они помолчали. Ули мерз и переступал с ноги на ногу. Наконец он сказал:

- И все-таки я готов с тобой поменяться, Матц. Я ведь не делаю так много ошибок в диктанте. Да и в арифметике - тоже. Но я с радостью взял бы твои плохие отметки, если бы в придачу получил еще и твою смелость.

- А, все это чепуха, - ответил Матиас. - Глупости из меня не вытрясти. Мой старик мог бы со мой заниматься сколько угодно, только я просто ничего не усваиваю. Да мне, признаться, и все равно, писать ли «Правиант» или «провиант», «правинцыя» или «провинция», «каррусель» или «кapyceль». Я же буду чемпионом мира по боксу, и ни к чему мне эта самая орфография. Ну, а то, что ты трусоват, это, если ты захочешь, можно и исправить.

- Ты знаешь, - удрученно проговорил Ули, потирая коченеющие пальцы, - чего только я не перепробовал, чтобы избавиться от трусости, это даже трудно себе представить. Всякий раз я собираюсь не убегать и не давать себя в обиду. Говорю себе, что буду тверд, как скала! И вот же ведь, как дойдет до дела, опять удираю. Ах, это так противно, когда чувствуешь, что слово с делом никак не вяжутся!

- Мм-да, тебе надо бы хоть разок совершить что-нибудь такое, чтобы завоевать уважение, - сказал Матиас. - Что-нибудь очень дерзкое. Чтобы все подумали: «Черт побери, а ведь Ули отчаянный мальчишка! Мы в нем здорово ошибались!» Ты со мной согласен?

Ули кивнул, опустил голову и ткнул носком сапога в планку забора.

- Я замерз, как цуцик, - наконец сказал он.

- И это тоже неудивительно, - наставительно проговорил Матиас. - Ты слишком мало ешь! Это просто позор! Прямо невыносимо! Кроме того, ты еще, наверное, тоскуешь по дому, а?

- Да, немного есть, - тихо сказал Ули. - Иногда... По вечерам, наверху в спальне, когда у солдат в казарме зорю играют... - Он смутился.

- А я уже опять проголодался! - воскликнул Матиас, возмущаясь самим собой. - Сегодня утром на диктовке - тоже. Мне так и хотелось спросить у старого профессора Кренцкамма, не одолжит ли он мне бутерброд. А вместо этого пришлось раздумывать, как пишутся эти дурацкие слова - через «а» или через два «p»!

Ули усмехнулся и сказал:

- Матц, сними же ты наконец с себя эту седую бороду.

Ай-я-яй, я все еще таскаю этот матрас? - удивился Матиас. - Это на меня похоже.