Летающая Тэкла

Наконец Тэкла приняла решение и направилась к базилике, предполагая, что здание принадлежит Объединенной Мутантской Церкви. «Объединенные мутанты» хоть и слыли довольно нудными буквоедами, зато столь же тщательно трудились на ниве милосердия, фиксируя каждое свое доброе деяние, дабы в конце времен торговаться за место в раю с фактами и цифрами на руках. Тэкла встречала их как-то – они приходили в деревню – кажется, из Августы Треверов; очень много говорили непонятного и раздавали красивые картинки с поучениями, например: «Вынь бревно из глаза ближнего», «Отруби согрешившую руку» – и так далее.

Базилика, даже в своем теперешнем состоянии, выглядела очень величественно. Она как будто не уходила в землю под гнетом времени и разрушений, но, созревая в сокровенных глубинах, выпрастывалась из нее, неудержимо, как растение. Чем дольше смотрела на базилику Тэкла, тем больше трепета вызывало у девушки это древнее строение, и в конце концов она так самое себя запугала разными мыслями, что готова уже была бежать и лететь прочь что есть силы; но тут отворилась низенькая, подпиленная у порога дверь, и показался старенький сморщенный мутант в толстом коричневом плаще с капюшоном. Тэкла отпрянула, испуганная этим неожиданным появлением, однако затем быстро взяла себя в руки и вежливо присела в книксене – как принято для девиц.

Старик выбрался наружу, повозился с дверью, пытаясь закрыть ее на засов, так и не совладал со щеколдой и махнул трехпалой рукой.

– Heils, mawilo! – проговорил он и, видя, что девушка заморгала, явно его не понимая, повторил: – Радуйся! Мир для тебя, ребенок женского пола!

– И вам тоже мир, святой отец, – отозвалась Тэкла, старательно выговаривая слова, чтобы мутант ее понимал. – Мое имя Тэкла Аврелия Долабелла, а еще меня называют Летающая Тэкла.

– Святой? Weiha? – старик тихонечко засмеялся, не разжимая губ. – Это немножко слишком много, Тэкла Аврелия Долабелла. Меня здесь звать отец Юнгерикс.

Тэкла задумалась.

– Это ведь германариканское имя?

Старичок весело закивал.

– Galeiks. Именно точно, что германарикс. А это – gudhus. – Он показал на здание.

– А я думала, что это базилика, – разочарованно проговорила Тэкла.

Отец Юнгерикс пожевал губами.

– Это дом для Бог, – сказал он наконец.

– А я знаю Объединенную Мутантскую Церковь, – похвасталась Тэкла. И намекнула: – Они добрые, всегда готовы помочь.

Старичок сдвинул брови и стал очень суровым.

– А я не знаю такой Церковь, – произнес он. – И никто со здравосмысл в уме не должен знать никакой подобный церковь.

– Они, правда, скучные, – быстро добавила Тэкла.

– Еретики, – строго молвил старичок и постучал согнутым пальцем по лбу Тэклы. – Правильно – Кафолической Церковь Готфского Обряда. Это – вот. – Он снова показал на базилику. – Это в память святого Ульфилы-от-Тервинги.

– А я знаю святую Генофеву! – обрадовалась Тэкла.

– Доброе, – похвалил отец Юнгерикс.

Он смотрел на эту юную девушку, которая приплясывала перед ним в нетерпении – у нее было что-то важное на уме, но она не знала, как с этим подступиться, – и его старое сердце жадно насыщалось радостью.

Уже много лет, разглядывая своих сограждан, отец Юнгерикс не мог избавиться от ощущения, что внутри все они подобны сухой прошлогодней полыни, утратившей и зеленый цвет, и даже горечь. И не в том вовсе дело, что все они мутанты, – кто в наше время не мутант! Отец Юнгерикс и сам не идеал человеческой плоти.

Не один десяток лет в высших церковных сферах велись кровопролитные споры о том, следует ли изменить старинное правило, согласно которому уроды и рабы не могут gudjinon – священничествовать, как говорят в Ромарике. Придерживаться этого закона во всей полноте означало оставить паству без пастырей, поскольку светские предписания и обыкновенный здравый смысл препятствовали патрициям принимать на себя иго безбрачия.

Да, не в мутации и уродстве беда, а в безнадежном постарении человеческих душ. И глядя из года в год в угасшие глаза прихожан, отец Юнгерикс чувствовал, как в его душе совершенно ненужным грузом накапливается усталость, а это ему очень мешало.

И вот приходит неизвестно откуда эта гостья, вертится перед ним и сама не замечает, как то и дело чуть взлетает над мостовой, словно мушка. Этому старому строгому священнику Тэкла, разумеется, поостереглась рассказывать, что ее поцеловали когда-то Ангелы, – неизвестно ведь, как он к такому отнесется, – да только говорить этого и не требовалось: отец Юнгерикс сам все видел, оттого и радовался.

Взяв Тэклу за обе руки, он тихонько потянул ее вниз, и девушка, немного смутившись, опустилась на землю.

– Что у тебя в сердце, – сказал отец Юнгерикс, – говори тотчас.

– Мне нужна помощь, – начала Тэкла доверчиво. – Точнее, не мне, а одному очень знатному человеку. Патрицию. Ой-ой-ой, даже не знаю, как и сказать! Этот ваш… ну, статуя – он эталон?

Старичок растерялся немного, не вполне понимая, в какую новую сторону неожиданно вильнул разговор.

– Статуя? – переспросил он. – Laudi? Фигура?

Тэкла закивала и завертела рукой у себя над головой, показывая высокий шлем с гребнем и перьями.