Летающая Тэкла

Говоря об интригах, Метробиус был совершенно прав: среди клонов постоянно велась глухая борьба за превосходство. Ядовитое наследие Суллы прорастало из его генов, неистребимое, как лебеда. Так, Гнеи, как правило, славились изворотливостью и даже некоторой извращенностью ума; Гаи – политиканством (один из них, например, организовал довольно бессмысленный «заговор гардеробщиков», окончившийся большими казнями); Авлы – присловьем «понять – значит разрушить»; Постумии – склонностью к необдуманным предательствам; Луции – эстетизмом запросов и нечеловеческой жестокостью – иными словами, у каждой серии клонов имелись свои характерные особенности.

Клоны образовывали группы и коалиции. Например, Гаи традиционно объединялись с Луциями, а Титы и Публии то входили в их союз, то хранили нейтралитет – здесь поколение на поколение не приходилось. Вообще же властолюбие отличало практически каждого потомка Луция Корнелия Суллы, диктатора. Исключение составляли лишь Сексты: всем радостям земным они неизменно предпочитали изобилие пищи и, неправильно трактуя выражение «короткая, но славная», добавляли: «живем один раз».

И вот сейчас на знакомой, хоженой-перехоженой шахматной доске неожиданно появилась новая фигура – этот Антонин. Фигура тяжелая, важная, но слабая, лишенная инициативы. Следовало хорошенько подумать над тем, как ею воспользоваться.

Конечно, патрон совершенно прав: идеальным выходом стало бы склонить Антонина к сотрудничеству, хотя бы неполному. Никто не потребует от него ничего недостойного, такого, что нанесло бы ущерб чести патриция. Нет. Но… одних ногтей и волос с него можно настричь на целую армию. А лабораторные опыты по скрещиванию генов, а экспериментальные партии Антонинов Сулланов!.. От Антонина требовалось бы лишь одно: постоянно находиться в латифундии и жить там поживать в свое удовольствие. А поскольку он патриций, то и жить ему предстоит весьма долго.

Разумеется, оказавшись в подобных условиях, Антонин скоро заведет себе фаворитов и тайных клиентов; они будут оказывать друг другу различные взаимные услуги… Перспективы, что и говорить, открываются масштабные. Следует лишь не терять времени и до того, как Метробиус произведет первое пробное расчленение, постараться наладить с этим патрицием контакт.

* * *

Августа Винделиков оказалась городом не то чтобы большим, но расползшимся, точно раздавленная жаба. Центральная ее часть, как и представлялось Тэкле, была замощена веселеньким разноцветным булыжником, а перед ратушей даже подметали; но все прочие части города хорошо если имели деревянные мостки. Дома лепились друг к другу и были преимущественно из бревен. Везде висело на веревках белье – очень плохой выделки, из дрянной ткани, – как будто в чумазой Августе Винделиков хозяйки только тем и занимались, что пытались оттереть с одежды грязь. Не очень-то у них это получалось, да что взять с города, где по улицам ходят гуси и козы.

Многое виделось здесь Тэкле чудным и странным, так что первое время ходила она взад-вперед по главной улице, рассекающей Августу Винделиков с борея на нот, и не знала, на что решиться. Ей требовалось сперва хотя бы немного привыкнуть ко всему этому.

Улица носила название виа Принципалис. Ближе к борею на ней находилась каменная базилика с простым четырехугольным крестом на крыше. Она наполовину вросла в землю и покрылась густым темным мхом, а на крыше вокруг креста росли красные грибы. На праздник Иоганна Баптиста их торжественно освящали, и тогда они переставали быть ядовитыми, а напротив – становились целебными. Кусочки этих грибов раздавали страждущим и все случаи исцелений тщательно записывали в большую книгу с кожаными листами.

Ратуша находилась на перекрестке, там, где виа Принципалис пересекала виа Претория, ориентированная строго с зефира на эвр. Перед ратушей имелось старое каменное изображение видного мужчины. Он был изваян в полный рост, высокий, широкоплечий, в юбке, нарезанной на полоски, в солдатских сапогах с узорными голенищами и отрезанными носками, из которых торчали мощные, правильно очерченные пальцы. Крепкую грудь облегала кираса с круглыми значками в виде льва, помещенного в центр солнца, а голову венчал высокий шлем, лихо сдвинутый на затылок. Словом, это был великолепный человек, истинный патриций, сияющий, словно дневное светило в самом расцвете люмена.

Статуя потрясла воображение Тэклы – преимущественно тем, что была по меньшей мере на 4/7 выше Альбина Антонина. Девушке подумалось, что это – здешний эталон; а если она не ошиблась, то в сравнении с подобным эталоном Альбин не представляет ни малейшей ценности. Такое предположение чрезвычайно ее смутило, и она решительно не представляла себе, как же поступить. Куда в первую очередь обратиться – в ратушу или в церковь?