— Какой я тебе шеф? — проворчал Смирнов, растерянный неожиданным обращением.
— Самый натуральный. Пока нет Алика, конечно.
— Ладно, оставь свои шуточки.
— Слушаюсь, мой генерал.
— Подними на Голобова все, что есть. С рождения. Детские медицинские карточки, победы в районных и школьных олимпиадах, награды, мнения знакомых, что о нем думают в роно — короче, все, что есть!
— Понял. А зачем тебе, Валер?
— Хочу понять, что он за человек.
— Психологический портрет?
— Что-то вроде того.
— Не вяжется образ учителя с убийцей, да? — невесело усмехнулся Павлов. — Что поделаешь, не зря же в Японии, я слышал, учителем больше пятнадцати лет работать нельзя.
— Почему? — автоматически спросил Смирнов.
— Считается, что нервная система не выдерживает такой нагрузки.
— Сколько же тогда
— Да уж, приятного мало, — с готовностью согласился оперативник. — Ладно, подниму тебе материалы. Когда надо-то? Вчера?
— Угу.
— Постараюсь.
— Спасибо.
Положив трубку, Смирнов взял сигарету и глубоко затянулся. Потом затушил окурок и решительно встал. Пора обедать, и он не позволит никому себя запугать. Не станет сидеть в четырех стенах. Следователь вышел из кабинета, но остановился. Было страшно. Что, если убийца поджидает его, чтобы спустить курок? Никто и ничто на этот раз не помешает ему. Смирнов зажмурился. Внутри его боролись инстинкт самосохранения и нежелание идти у кого бы то ни было на поводу. Наконец он открыл глаза и зашагал по коридору. Да пошли они все! Он хочет есть, и он это сделает. Ну, или, по крайней мере, попытается. К тому же не факт, что его действительно пытались убить, сказал себе Смирнов перед тем, как выйти на крыльцо. Ведь не прикончили же Казимова, хоть он и был у преступников в руках. Глубоко вдохнув — как перед прыжком в ледяную воду, — следователь вышел из отдела.
Глава 10
Когда Смирнов вернулся в отдел, то испытал настоящее облегчение. Обед прошел слишком напряженно и не доставил никакого удовольствия: он просто закидывал в себя еду, думая лишь о том, дойдет он обратно до отдела или нет.
Зато теперь на некоторое время можно было расслабиться — по крайней мере до вечера, когда придется встретиться с Жериковым, чтобы сходить в клуб сатанистов. Называть это место церковью, даже мысленно, следователь не хотел. Смирнов достал сигарету и закурил. Он думал о том, что Голобов идеально подходил на роль убийцы женщин и священника. Смущало одно: зачем было выбирать такой изощренный способ убийства и привлекать внимание? Сымитировать ограбление — куда привычнее и безопаснее. Смирнов не верил, что учитель был сатанистом, он полагал, что рисунки сигил на телах жертв были частью мизансцены, того почерка, который изобрел убийца, чтобы убедить следствие в том, что преступления — дело рук серийного психопата. Напрашивалось лишь одно объяснение: Голобов был ненормальным, получающим удовольствие от процесса. Возможно ли, что жалобы, которые убитые женщины на него написали, послужили причиной столь зверских пыток? В принципе всякое случается, конечно, однако… Смирнов никак не мог заставить себя поверить в то, что учитель, которого он видел, способен на такое. Впрочем, если тот хотел выяснить, что известно его жертвам о незаконной деятельности школы, то пытки вполне оправданны. А остальное — просто попытка замаскировать факт допроса. Это объяснение казалось следователю наиболее убедительным. Смирнов включил компьютер и составил краткое описание последних событий, присоединив к нему свои догадки. Затем вошел в свою электронную почту и написал письмо Ревейко. Он просил психиатра попытаться оценить личность убийцы. В первую очередь его интересовало, могли ли жалобы послужить причиной столь жестоких истязаний. Смирнов «вложил» в письмо файл с описанием событий и своими рассуждениями, а затем, прежде чем нажать «Отправить», набрал номер Павлова.
— Еще нет! — сказал тот, вместо приветствия. — Я тебе не метеор.
— Понимаю, — усмехнулся Смирнов. — Я по другому поводу. Хотя и не совсем.
— Выкладывай.
— Как вообще продвигается? Раз уж ты сам поднял эту тему.
— Со скрипом. Но дело идет. Узнать, какой фирмы памперсы покупали его родители, не обещаю, но в целом…
— Когда он был мелким, вместо памперсов были тряпки, — назидательно сказал Смирнов. — Это вы, отцы последних поколений, ходите за ними в аптеки.
— Почему в аптеки? Я, например…
— Давай к делу, ладно?
— Да ради бога! Чего надо-то?
— Когда подберешь материалы на Голобова, перешли их Ревейко, ладно?
— Психиатру?
— Ему.
— А у меня, по-моему, его адреса нет.
— Запиши, я продиктую.
— Давай.
Спустя минуту Смирнов попрощался с опером и отправил письмо Ревейко, присовокупив к нему постскриптум, в котором написал, что психиатру придут еще материалы на подозреваемого.
После этого следователь позвонил Жерикову.
— Все в силе? — спросил он с ходу.
— Да, а что? Ты не сможешь?
— Нет, я буду.
— Подруливай часам к десяти. Если спать не ляжешь! — хохотнул в трубку Жериков.
— Ладно. Как там Феофанов?
— Как огурчик.
— Что, зеленый и в пупырышках?