Лестница якобы

– Садись, Абрамов. Может быть, именно сегодня ты сделаешь шаг к тому, чтобы стать уже человеком с большой буквы! Перед вами, друзья мои, известный батайский поэт Архип Семенович Якоба!

И ударила в ладоши.

Аплодисменты оглушали. Умеют батайчане достучаться до сердца артиста или поэта. Благодарная публика.

Архип встал и взял в руки бумажку. Поправить ямб и хорей он еще не успел, впрочем, это было ни к чему. Школьникам непонятны литературоведческие термины критиканов. Они чувствуют сердцем.

– Стихотворение называется «Осеннее покрывало». Я сочинил его пять лет назад, но оно и сейчас вызывает у меня самые светлые воспоминания о той поре. Вот, слушайте:

Той осенью листва опала

Ковром листва наземь легла

Багрово-желтым одеялом

Она украсила пейзаж.

И скоро лед скует уж лужи

Но не ударил тут мороз

Задолго до холодной стужи

Нам покрывало день принес.

Под тем, под пестрым одеялом

Хранится все что было здесь.

Что зеленело, опадало

Что радость нам смогло принесть.

И вновь невероятной мощности аплодисменты сотрясли зал. На задних рядах заснувший было двоешник встрепенулся и отчаянно застучал в ладоши. Кто-то не удержался и крикнул: «Браво! Бис!!!»

Еще немного и Якоба бы расплакался. Из души в душу прошли строки. От сердца поэта к сердцу народному. Вот для кого надо писать! Для народа! А не для дармоедов, присосавшихся к поэзии, всяческих там знатоков и критиканов. Не дожидаясь слез, Якоба зачитал еще одно стихотворение, а потом еще и еще, пока ведущая не прервала его феерический словесный полет фразой:

– Ну вот и всё! Есть еще несколько минут для вопросов и ответов, а потом мы вынуждены закончить встречу. Время. Дети, у кого есть вопросы?

Зал молчал. Вопрос звенел в воздухе. Школьники прятали глаза, учителя оглядывались по сторонам.

– Бойко! – ведущая высмотрела кого-то в зале. – Ты хочешь что-то спросить, Ларочка?

Поднялась растерянная старшеклассница. Глянула в помятую бумажку.

– Вопрос, – сказала неуверенно, но громко. – В каком году вы начиам свапервон стихатвуян?

– Это по-армянски? – уточнил Якоба у совершенно испуганной девочки.

Девочка посмотрела на ведущую.

– Раиса Федотьевна! Что это за почерк?

Ведущая загрустила.

– Ну что же ты, Бойко! Совсем вопрос не читала до этого момента?

– Мы класс мыли, Раиса Федотьевна! Ни секундочки свободной не было!

– А ты Маше, соседке, дай прочитать.

Маша схватила бумажку и, после секундной паузы, возбужденно зашептала провинившейся девочке в ухо. Глаза Ларисы Бойко уменьшили степень ужаса и округлости.

– В каком году, – сказала она, твердо глядя в лицо поэту, – вы написали свое первое стихотворение?

Архип Семенович задумался.

– Честно говоря, плохо помню. Мои родители писали стихи и нам, своим детям, с детства прививали любовь к поэзии. Поэтому вполне возможно, что я начал писать уже лет в пять-шесть. Это было что-то детское, наивное.

– Спасибо за вопрос, Лариса, – уже повеселее сказала ведущая. – На этом будем считать нашу встречу законченной. Все свободны. Желающих получить автограф автора прошу на сцену.

глава шестая

– Ты молодец! – Архип и Нинель сидели на кухне за столом и сестра хвалила брата за мощное выступление. – Ты подобрал такие классные стихи! Дети уходили с такими глазами! И про родителей наших вспомнил! Какой ты у меня… хороший!

– Не преувеличивай! Никакой я не хороший. А что, детям и вправду понравилось?

– Конечно! Они просто светились! Одухотворенные! Ты же им про любовь, про счастье, про доброту. А не всякие там игреки, иксы, гипотенузы…

Архип улыбался счастливо и безмятежно. Дети они такие. Они часть народа, часть тех, кто жаждет его поэзию, но из-за всяких критиков, стоящих на пути, не может ей насладиться. Кстати!

– Нинелюшка! Я срочно редактировать стихи. Завтра с утра пойду в редакцию. Надо хорошо подготовиться и все исправить. Чтобы ни к чему придраться не могли. Возьму пять стихов для начала и напечатаю. А остальное потом.

– Правильно, братик, начинать надо с малого, мама всегда это говорила. Они посидели еще немного, помолчали, и Архип пошел в комнату, творить.

Первое, что попалось под руку – «Не уходи». Так назвал он воплощенное в буквах ощущение глубочайшей боли по поводу рано оставившей мир любимой жены Лены.

Лист упал с ясеня

Тихим летним днем.

Не скажу я себе,

Что чувствовал при том.

Жил с листом тем рядышком

Я многие года.

Любовался зеленым им

Порою иногда.

И вот желтый странник

Лежит у ног моих.

Затих ветер на дворе,

И я навеки стих.