Лесной царь

И мне и песням враждебна любовь.
Мне в эти тяжелые дни
Так тяжки любовные речи.
Не так ли горящие свечи
И светят, и тают, – взгляни!

Искала любовная боль забытье,
Хотела забыться в пустыне.
Нашла опустевшее сердце мое
И в нем угнездилась отныне.

Неизбежное

Кто вольной пташке прикажет
Не петь, облетая поля?
И кто запретит трепыхаться
Овце под рукой стригаля?

Когда мне шерсть остригают,
Я разве бываю сердит?
Сержусь я лишь, если цирюльник
Испортит стрижкой мой вид.

И кто ж запретит мне песни
Лазурной петь вышине,
Лишь облакам доверяя,
Как больно ты сделала мне?

Сокровенное

О глазах моей любимой
Мир толкует и судачит.
Я один, я точно знаю,
Знаю все, что взгляд их значит.

Это значит: вот мой милый,
А совсем не тот, который…
Люди добрые, оставьте
Ваши сплетни, ваши споры!
Да, в необоримой силе
Глаз ее – одно желанье:

Чтоб любимый догадался,
Где, когда у них свиданье.

Самое сокровенное

«Мы, любители клубнички,
Ищем, кто твоя зазноба,
Сколько дядей приобрел ты,
А верней сказать, вы оба?

Ибо то, что ты влюбился,
Видно с первого же взгляда.
Но что ты любим – вот это
Нам еще проверить надо».

Люди добрые, ну что вы!
Вход ей вольный, не взыщите!
Нет ее – вы чтите призрак,
Есть она – вы все дрожите.

Но Шехабэддин недаром
Снял бурнус на Арафате,
И не глуп, кто так поступит,
Если это будет кстати.

Коль по имени кого-то
Пред его любимой кликнешь,
Или перед царским троном,
То уж выше нет почета.

Был предсмертный крик Меджнуна
Криком боли нестерпимой:
«Вы мое забудьте имя
Пред Лейли, моей любимой».

Тимур-наме Книга Тимура

Перевод В. Левика

Мороз и Тимур

Так в необоримом гневе
К нам пришел Мороз. Овеял
Все и вся дыханьем льдистым
И бушующие распрей
Ветры на людей погнал.
Повелел вершить насилье
Вихрю, колкому от стужи,
Ворвался в совет Тимура
И ему промолвил грозно:
«Усмирись, несчастный, стихни!
Прочь, неправедный владыка!
Долго ль будет жечь твой пламень,
Опалять сердца людские?
Или ты один из духов,
Богом проклятых? Я также!
Ты старик, и я, – и Землю
И людей мертвим мы оба.
Да, ты – Марс, а я – Сатурн,
В единенье – роковые
Вредоносные планеты.
Если ты – души убийца,
Если леденишь ты воздух,
Помни, мой покрепче холод!
Ты ордой своей жестокой
Истребляешь правоверных,
Но придет мой день – найду я,
Видит Бог! – похуже пытку.
И тебя уж – Бог свидетель! —
Не помилую. Бог слышит!
Ты, старик, ни жаром угля,
Никаким огнем декабрьским
Хлада смерти не избудешь».

Зулейке