Снова хлопнула калитка, потом Степан услышал, как жена вошла в дом, и сразу от дверей потянуло холодом.
– Ой, снегу-то навалило! – говорила, раздеваясь Дарья. – Прямо настоящая зима пришла.
Прошла в комнату, посмотрела на лежащего с закрытыми глазами мужа.
– Ты хоть жив?
– Не дождёсси... – через силу откликнулся Степан.
– Да я к Нюрке ходила, у неё бутылка была, да вы вчерась и ту выхлестали. Я-то ить и не знала, что вы им тоже дров притаранили. Говорит, угостила мужиков, а как же. Иван-то с Зинаидой в район уехал, дак вам больно хорошо досталось. Три пол-литры за день на двоих уговорили, не мудрено, что голова болит. Эстолько выхлестать! Сходи вон снег пооткидывай с дорожки, может, полегчает на свежем-то воздухе.
– Какой на хрен снег?! Я голову-то поднять не могу, а ты про снег. Поищи у кого другого. Не может быть, чтобы в деревне ни у кого из баб бутылки в заначке не было! – Степан уже начал раздражаться и своей беспомощности, и тому, что нет опохмелки. Да никогда не поверит он, что нет никакой возможности найти в целой деревне какую-то несчастную поллитровку! Просто надо зайти в два-три дома, да только жена не хочет.
– Ну, перетерпи немножко! – утешала Дарья. – Походи по улице, снежку покидай, хоть тропку разгреби. Там эть и правда столько за ночь навалило, как посреди зимы живём.
– Ну, нету у меня сил снег разгребать! – уже горячился Степан.
– Ну, тогда иди голой жопой снег оттаивай! Может хоть от этого полегчает, – вспылила и Дарья.
– И пойду, и буду оттаивать. Пока похмелиться не найдёшь.
Степан даже обрадовался возможности шантажа.
– Вот сяду и буду сидеть, внутренности себе простужу, радикулит заработаю, сама дрова колоть будешь.
– А не переломаюсь, и поколю...
Степан решительно поднялся с кровати, постоял, держась за ободверину, пока не прошло головокружение, сунул у порога ноги в разношенные ботинки, в которых вчера ездили в лес, и вышел во двор. Снегу действительно навалило добро! Снег хоть и лёгкий, пушистый, но было его очень много. На широкой лавке из церковной плахи лежал настоящий сугроб. Степан обернулся на окно, заметил, как мелькнуло за шторками лицо подглядывавшей за мужем жены, расстегнул брюки и, спустив их на поджилки вместе с трусами, сел на лавку, на которой столько было сижено с цыгаркой в руке.
Холодный снег остудил было пыл, а желание брать жену измором этаким шантажом быстро таяло и вместе с капельками оттаявшего под голой задницей снега утекало по волосатым ногам.
– Так ведь и точно можно запросто простыть, – появилась трезвая мысль, но Степан характером был твёрд и решил свою угрозу исполнить до конца. Когда снег протаял уже до самой плахи, Дарья вышла на крыльцо:
– Ну, и легче тибе стало? Иди домой, пришалимок, не смеши народ.
– Нальёшь, приду, – упрямо ответил Степан.
– Да где же я тебе возьму налить-то?
– А где хочешь! А только пока не нальёшь, с лавки не встану.
И в подтверждение своих слов Степан пересел левее.
– Ой, придурок, – запричитала Дарья. – Вот простынешь, опять мне с тобой нянчиться. Пойдём уже домой, не придуряйся. – И потянула мужа за рукав толстого домашней вязки свитера.
– Я сказал, пока не нальёшь стопку, не пойду.
– Ну, придурок, ну, придурок, ведь опять весь простынет, снова спиной маяться будет, – приговаривала Дарья, идя в сторону калитки.
Под Степаном протаял снег уже и на втором месте. Мужик думал, что задом отогреет деревянную лавку, и будет немного теплее, но тёсаная плаха не прогревалась, и казалось, что рыхлый снег даже приятнее.
Когда Дарья вернулась домой, неся бутылку водки, Степан уже просидел на лавке три проталины.
– На, ирод, хоть упейся типерь, – Дарья зло сунула мужу поллитровку и, не оглядываясь, пошла в дом. – Околевать станешь, поясницей загибаться, и не думай, что подойду лечить. Сам виноват, придурок! – Сказала уже с крылечка и ушла в дом.
Степан сидел с бутылкой в руке и рассеянно смотрел на желанную жидкость, что легонько плескалась в прозрачной посудине. Он поставил бутылку на лавку, нагнулся, подтянул штаны, застегнул пуговицу, и подхватив ещё совсем недавно такое необходимое для опохмелки лекарство, стал подниматься по лестнице.
В доме забрался на печку и прижал полыхающий огнём зад к горячим кирпичам.
Пить почему-то уже не хотелось.
Глава 37
Как председатель и предполагал, Ивана со Степаном нашёл в магазине. Они стояли у края прилавка возле печки. Наполовину опорожненная бутылка торжественно высилась на прилавке над кусками растерзанной селёдины, испуганно вжавшейся в старую районную газету. Газета кудрявилась по краям и блестела рассолом, потому что об эту же самую распространённую у деревенских мужиков скатерть они вытирали пальцы и заворачивали под края длинные рыбьи косточки.
– Ну, здорово, мужики! – поприветствовал от порога председатель и повернулся к продавщице, – Будь здорова, Зинаида!
Та засуетилась виновато, потому что застал председатель за явным нарушением санитарных норм торговли и распитием спиртного и начала оправдываться: