– А почему в Ондалснесе? Почему не здесь, в городе, где… где похоронена мама?
– Я хочу лежать там же, где мои односельчане.
– Ты их даже не знаешь.
– А кого человек знает? Во всяком случае, мы с ними из одного и того же места. И может, дело в конце концов именно в этом. В твоем роде. Хочется быть со своими.
– Правда?
– Да. Это так. Отдаешь ли ты себе в этом отчет или нет, но именно этого тебе и надо.
Вошел медбрат с беджем, на котором было написано «Алтман», коротко улыбнулся Харри и постучал по часам.
Когда Харри спускался по лестнице, он встретил двух полицейских в форме, они направлялись наверх. Он машинально и понимающе кивнул им. Они, ни слова не говоря, уставились на него, как на чужака.
Обычно Харри стремился к одиночеству и всем тем благам, которые оно сулит: миру, тишине, свободе. Но когда он подошел к трамвайной остановке, то внезапно понял, что не знает ни куда ехать, ни что делать. Он знал только, что именно сейчас не в состоянии вынести одиночества в уппсальском доме.
И он набрал номер Эйстейна.
У Эйстейна была дальняя поездка в Фагернес, но он предложил выпить пивка в Лумпе где-нибудь в районе полуночи, чтобы отметить тот факт, что еще один рабочий день в жизни Эйстейна Эйкеланна закончился сравнительно хорошо. Харри напомнил Эйстейну о своем алкоголизме и в ответ услышал, что даже алкоголикам иногда нужно напиться!
Харри попросил Эйстейна быть осторожнее за рулем и повесил трубку. Посмотрел на часы.
Остановился трамвай и распахнул перед ним двери. Харри смотрел в теплый, залитый светом вагон, словно бы приглашающий немедленно войти и занять место. Потом повернулся и побрел пешком в сторону центра.
Глава 27
Добрая, вороватая и алчная
– Я тут был недалеко, – сказал Харри. – Но ты, похоже, куда-то собралась?
– Да нет, – улыбнулась Кайя, стоя в дверях в толстой дутой куртке. – Просто сижу на веранде. Заходи. Надевай вон те тапки.
Наверху на веранде оба уселись в огромные деревянные кресла. На Людер-Сагенс-гате было тихо и пустынно – один-единственный припаркованный автомобиль на целую улицу. В освещенном окне второго этажа в доме напротив Харри увидел мужскую фигуру.
– Это Грегер, – сказала Кайя. – Ему сейчас восемьдесят. Мне кажется, он вот так с войны сидит и наблюдает за тем, что происходит на улице. Мне нравится думать, что он за мной приглядывает.
– Да, это важно, – согласился Харри и достал пачку сигарет. – Думать, что за тобой есть кому присмотреть.
– А у тебя есть такой Грегер?
– Нет, – сказал Харри.
– Не угостишь?
– Сигаретой?
Она засмеялась:
– Я иногда курю. Это меня… успокаивает, мне так кажется.
– Ммм. А ты думала уже, чем будешь заниматься? Я имел в виду, после этих сорока восьми часов?
Она покачала головой:
– Вернусь в отдел. Буду сидеть, положа ноги на стол. Ждать какого-нибудь убийства, которое покажется Крипосу настолько незначительным, что они на него не позарятся.
Харри выбил из пачки две сигареты, сунул их в рот, прикурил и протянул одну Кайе.
– «Now, Voyager»[51], – засмеялась она. – Хен… Хен… Как его звали, того, кто так делал?
– Хенрейд, – ответил Харри. – Пол Хенрейд.
– А как звали ту, для кого он прикуривал сигарету?
– Бетт Дэвис.
– Убойный фильм. Дать тебе куртку потеплее?
– Спасибо, не надо. А почему ты, кстати, сидишь на террасе? Нельзя сказать, что тут тропики.
Она подняла вверх книгу.
– У меня от холодного воздуха лучше работают мозги.
Харри посмотрел на обложку: «Материалистический монизм».
– Хм. Что-то наводит меня на воспоминания об экзамене по философии в университете.
– Верно. Материализм утверждает, что все – материя и силы. Все, что происходит, – часть длинного математического уравнения, цепная реакция, последствия того, что уже произошло.
– А свобода воли – только иллюзия?
– Точно. Наши действия определяются химией нашего мозга, которая определяется тем, кто с кем решил завести детей, что, в свою очередь, объясняется химией их мозга. И так далее. Все можно проследить в прошлом – вплоть до Большого взрыва и еще дальше. Даже то, что эта книга будет написана, и то, о чем ты думаешь в данный момент.
– Что-то припоминаю, – сказал Харри и выдохнул сигаретный дым в ноябрьскую ночь. – Один метеоролог говорил, что, будь у него главные переменные, он мог бы предсказать всю погоду на все будущие времена.
– А мы могли бы помешать убийствам до их совершения.
– И вычислить, что стреляющая сигареты женщина-полицейский будет сидеть на холодной веранде с дорогущим философским томом.
Она засмеялась.
– Я не сама купила эту книжку, я просто сняла ее с этой вот полки. – Она затянулась сигаретой, надув губы, дым попал ей в глаза. – Я книги никогда не покупаю. Просто беру их почитать. Или ворую.
– Меньше всего я думал, что ты воровка.
– И никто не думает, поэтому я никогда не попадаюсь, – сказала она и положила сигарету в пепельницу.
Харри кашлянул.
– А как ты воруешь?