– И тут поступает информация, что Иска Пеллер находится в Ховассхютте. Уле понимает, что близится развязка, но при этом чувствует: что-то не так, это ловушка. Он помнит большой снежный карниз, нависший над хижиной, – знающие люди говорили, что это опасно. И он принимает решение. Возможно, он берет с собой Тони в качестве проводника, отправляется в Ховассхютту и взрывает сугроб динамитом. Потом едет на скутере обратно, бросает Тони – живого или мертвого – в пропасть, а следом и скутер. Если труп вдруг когда-нибудь найдут, все будет выглядеть как несчастный случай. Мало ли, человек получил ожоги, поехал за помощью и попал в пропасть.
Деревья по сторонам дороги расступились. Они ехали мимо озера, в воде отражалась луна.
– Уле торжествует, он победил. Он всех обманул, всех оставил с носом. И ему уже нравится сама игра, это чувство, что он режиссер, что все делается по его воле. И вот мастер, который связал восемь отдельных судеб в одну большую драму, решает послать нам прощальный привет. Вернее, мне.
Кучка домов, бензозаправка и торговый центр. Они свернули налево по круговой развязке.
– Уле отрезал у Тони средний палец на левой руке. И у него есть мобильный Лейке. Именно с него он и звонил мне из центра Устаусета. Мой номер нигде не значится, но Тони Лейке внес его в список контактов. Уле не оставил никакого сообщения, может, это была просто минутная причуда.
– Или он хотел сбить нас с толку, – сказал Бьёрн Хольм.
– Или продемонстрировать свое превосходство, – отозвался Харри. – Так же как когда он оставляет палец Тони Лейке у моей двери в Полицейском управлении, прямо у нас под носом, – в буквальном смысле показывая нам средний палец. Потому что он это может. Он Кавалер, он очистился от позора, дал сдачи, отомстил всем, кто презирал его или мог презирать. Свидетелям. Проститутке. И тому, кто увел у него девушку. И тут происходит нечто непредвиденное. Штаб-квартира на фабрике «Кадок» обнаружена. Конечно, полиция еще не вышла напрямую на Уле, но уже подбирается слишком близко, а это опасно. И Уле идет к своему шефу и говорит, что наконец-то берет и отпуск, и все накопившиеся отгулы. Что его не будет довольно долго. И самолет у него, кстати, послезавтра.
– В двадцать один пятнадцать, в Бангкок, через Стокгольм, – уточнил Бьёрн Хольм.
– Многие детали в этой истории – предположения, кроме одной. Что мы приехали. Сюда.
Бьёрн свернул с шоссе и поехал по гравиевой дорожке к большому деревянному, крашенному охрой зданию. Остановился и выключил зажигание.
Ни в одном из окон света не было, но вывески на стенах первого этажа свидетельствовали, что в одном конце здания когда-то размещался продовольственный магазинчик. У другого, в пятидесяти метрах от них, под уличным фонарем стоял зеленый джип «чероки».
Было тихо. Ни звука, ни времени, ни ветра. Из водительского окна джипа в небо поднимался сигаретный дымок.
– Место, где все началось, – сказал Харри. – Танцклуб.
– Кто это? – спросил Алтман и кивнул в сторону «чероки».
– Не узнаете? – Харри вынул сигаретную пачку, сунул незажженную сигарету в зубы и голодным взглядом посмотрел на табачный дым. – Конечно, уличное освещение обманчиво. У старых фонарей свет желтый, в нем синяя машина кажется зеленой.
– Я видел этот фильм, – сказал Алтман. – «In The Valley of Elah»[132].
– Ммм… Хороший фильм. Почти уровня Олтмана.
– Почти.
– Уровня Сигурда… Олтмана.
Сигурд не ответил.
– Ну, – сказал Харри, – вы довольны? Вы так себе представляли свой шедевр, Сигурд? Или я могу называть вас Уле Сигурд?
Глава 74
«Bristol Cream»
– Я предпочитаю просто Сигурд.
– Жаль, что имя поменять не так просто, как фамилию, – сказал Харри и снова наклонился в просвет между двумя передними сиденьями. – Когда вы рассказывали, что взяли новую фамилию вместо слишком обычной, на «сен», мне и в голову не пришло, что «С.» в «Уле С. Хансен» может означать Сигурд. Но что толку, Сигурд? Неужели новая фамилия сделала вас иным, не тем, кто потерял все вот здесь, на этом гравии?
Сигурд пожал плечами:
– Мы все стремимся убежать подальше. В этом смысле новая фамилия мне несколько помогла.
– Ммм… Я кое-что проверил сегодня. Когда вы переехали в Осло, то пошли учиться на медбрата. А почему не стали изучать медицину в университете, ведь у вас в старших классах были только отличные оценки?
– Единственное, что меня волновало, – это чтобы мне не пришлось говорить перед публикой, – сказал Сигурд и криво улыбнулся. – Я предполагал, что в качестве медбрата буду от этого избавлен.
– Я звонил сегодня логопеду и говорил с ним, он сказал мне, что все зависит от того, какие мышцы пострадали, что теоретически даже человек, у которого нет половины языка, может натренироваться и снова говорить почти нормально.
– Без кончика языка трудно произносить «с». Меня именно это разоблачило?
Харри опустил боковое окно и закурил. И затянулся так сильно, что сигаретная бумага зашуршала и зашелестела.