Леопард

– У нее его вообще не было.

– А форму медсестры? Может, она надевала ее всего один раз и на ней остались следы спермы?

– Нет.

– Как насчет вызывающей мини-юбки или шапочки с красным крестом?

– Ничего такого не нашли. Только светло-голубые форменные брюки и туники, но от них особо не возбудишься.

– Ну… Может, ей не удалось раздобыть мини. Или она не решилась его надеть. А ты не мог бы переправить мне ее больничные одежки?

Хольм вздохнул:

– Как я уже говорил, всю одежду мы осмотрели на месте, и все, что можно выстирать, было выстирано. Не осталось ни пятнышка, ни волоска.

– А не отдать ли все это в лабораторию? Чтобы там проверили как следует?

– Харри…

– Спасибо, Бьёрн. И я пошутил, у тебя потрясный шнобель. Правда.

Было четыре часа, когда Харри заехал за Сестрёнышем на машине Крипоса, которую Бельман теперь ему предоставил. Они отправились в Государственную больницу и переговорили с доктором Абелем. Харри перевел то, что Сестрёныш не смогла понять, она всплакнула. Потом они пошли взглянуть на отца, его перевели в другую палату. Сестрёныш сжимала отцовскую руку, снова и снова шептала его имя, словно пыталась ласково пробудить его ото сна.

Зашел Сигурд Алтман, положил руку Харри на плечо, но ненадолго, и сказал несколько слов – совсем немного.

Высадив Сестрёныша у ее квартирки на Согнсванн, Харри поехал в центр, петляя по улицам с односторонним движением, перекопанным улицам, тупикам. Он проезжал районы проституток, шопинга, наркоманов, и только когда город вдруг оказался под ним, он понял, что едет к немецким бункерам. Он позвонил Эйстейну, тот появился через десять минут, припарковал свое такси возле машины Харри, приоткрыл дверь, включил музыку, подошел и сел на каменный барьер рядом с Харри.

– Он в коме, – сказал Харри. – Может, это не так уж плохо. Закурить найдется?

Они сидели и слушали «Transmission» в исполнении «Joy Division». Эйстейну всегда нравились исполнители, которые умерли молодыми[119].

– Жаль, что у меня не было времени с ним поговорить, когда он слег. – Эйстейн глубоко затянулся.

– Ты и раньше этого не делал, так что время тут ни при чем, – сказал Харри.

– Одно утешение.

Харри засмеялся. Эйстейн покосился на него и улыбнулся, словно не был уверен, можно ли смеяться, когда отец у тебя на смертном одре.

– А сейчас чем думаешь заняться? – спросил Эйстейн. – Может, выпьем по такому случаю? Я позвоню Валенку…

– Нет, – сказал Харри и потушил сигарету. – Буду работать.

– Лучше смерть и разложение, чем пропустить стаканчик?

– Ты можешь заехать к папаше и сказать ему «всего!». Пока он еще дышит.

Эйстейн поежился:

– Мне в больницах не по себе. К тому же он все равно ни фига не слышит, верно?

– Я не о нем думал, Эйстейн.

Эйстейн прищурился от дыма:

– Если у меня есть хоть какое-то воспитание, то это только благодаря твоему отцу, Харри. Ты ведь знаешь. Мой-то был полное дерьмо. Я съезжу туда завтра.

– Рад за тебя.

Он смотрел на стоящего над ним мужчину. Видел, как шевелятся его губы, слышал слова, но, наверное, у него что-то повредилось в голове, и он не мог составить из них что-то осмысленное. Он понял только одно: час настал. Месть. Ему придется платить. И это в каком-то смысле облегчение.

Он сидел на полу, привалившись спиной к большой круглой железной печке.

Руки выше локтя были схвачены двумя лыжными ремешками и привязаны к печке. Время от времени его рвало, должно быть от сотрясения мозга. Кровотечение остановилось, тело вновь обрело чувствительность, но в глазах все еще мутилось, туман то сгущался, то рассеивался. Тем не менее никаких сомнений у него не было. Тот самый голос. Голос призрака.

– Скоро ты умрешь, – прошептал он. – Как и она. Но тебе еще есть за что побороться. Дело в том, что ты сам должен выбрать, как умрешь. К сожалению, есть только два способа. Леопольдово яблоко…

Мужчина вытащил перфорированный металлический шарик с коротким металлическим шнурком, свисающим из одного отверстия.

– Его уже отведали три девушки. Правда, ни одной из них оно особенно не понравилось. Но это безболезненно и быстро. И нужно, чтобы ты ответил на один-единственный вопрос. Как? И кто еще знает? С кем ты сотрудничал? Поверь мне, лучше уж яблоко, чем то, другое. И ты, как разумный человек, наверняка понял, что другое – это…

Мужчина встал, преувеличенно медленно похлопал себя по плечам и широко улыбнулся. Тишину прорезал свистящий шепот:

– Здесь немного прохладно, тебе не кажется?

И он услышал скрипучий звук, а за ним тихое шипение. Он уставился на спичку. На устойчивое желтое пламя в форме тюльпана.

Глава 55 Бирюза

Наступил вечер, ясный, звездный и обжигающе холодный.