Леонид обязательно умрет

Она хлебнула из стаканчика, поморщилась, закусила развалившимся в воде пельменем, да и пошла спать. Перед сном почистила порошком зубы и помылась до пояса. Глядела в зеркало и видела свою грудь – совсем молодую, стоячую, как у девчонки, твердую и наглую… На хрена?..

«Это оттого, что я не рожала, – думала Геля. – В сорок пять – баба ягодка опять!»

Лежа в постели, она думала, что же такого произошло в жизни неправильного, отчего у нее не случилось детей?.. Видно, в природе так заведено, что есть люди, созданные продолжать род человеческий, а есть индивиды для других функций. Она – стрелок. Она – бывший стрелок!.. Ничего более путного Геля придумать не смогла, а потому заснула в день рождения, удивленная своей странной жизнью.

На следующий день с ней случилась тихая истерика. Так бывает, когда нутро переполняет пустота.

В продуктовом магазине, заплатив в кассу за полкило колбасы, она не встала, как обычно, в очередь, а прошла к самому прилавку и, оттеснив толстую тетку плечом, протянула чек продавщице.

– В очередь! – гавкнула труженица прилавка.

– Мою колбасу! – потребовала Ангелина.

Здесь очередь загудела недовольно и агрессивно.

– В очередь! – закричали особо нервные.

– Молодая, да наглая!

Особенно надрывалась толстая тетка, очевидная домохозяйка, обжирающаяся на ночь майонезом.

– Вы только посмотрите на нее! – выпячивала тетка могучую грудь. – Да это ж проститутка! Шалава!.. Еще, дрянь, без очереди лезет!

Геля сохраняла видимое спокойствие и продолжала требовать:

– Мою колбасу! Я имею право!

– Ишь, она имеет право! – взвинчивала скандал обиженная тетка. – Ты что ж, мать многодетная?

– Нет… Колбасу!

– Инвалидка?

– Нет… Я жду!

– Герой Советского Союза? – издевалась тетка вовсю, призывая очередь к травле.

Очередь с удовольствием принимала приглашение и злобно ржала.

– Я – кавалер…

– Никто и не сомневался! – улюлюкала в восторге грудастая. – Мужланка!.. Кавалер барышню хочет украсть!..

И здесь Гелина нервная система не выдержала. Просто мозг решил, что пришла пора действовать. Она сжала пальцы в кулак и сверху вниз тюкнула визжащую бабу по носу. Ударила сильно и больно. Теткин нос лопнул, будто помидор, забрызгав онемевшую очередь кровью.

– Мою колбасу! – попросила Геля вновь.

Продавщица, ошарашенная произошедшим, тотчас подвинула бумажный сверток просительнице и скрылась в подсобке.

В это мгновение ударенная тетка повалилась с запозданием на спину, увлекая за собой часть обалдевшей очереди. Но этого уже Геля не видела. Она шла по улице, переполненная тихой истерикой.

На Петровском бульваре ее задержали милиционеры.

Доставили в отделение, подержали некоторое время за решеткой, а потом вывели в кабинет для дознания.

В светлую комнату набилось пол-очереди из магазина. Мужчины и женщины, записавшиеся в свидетели, сверкали глазами, наполненными справедливым гневом. Перед столом оперуполномоченного сидела грудастая тетка, засунувшая в разбитую ноздрю огромный мужской носовой платок.

– Вот она, стервь! – провозгласила раненная в нос.

– Попрошу не выражаться! – призвал дознаватель к порядку. Он хотел побыстрее закончить с этим мелким происшествием, запрятать хулиганку на пятнадцать суток от общества и отправиться домой к футбольному матчу, чтобы посмотреть его вместе с сыном, пивом и воблой. – Что же это вы, гражданочка, учинили, – обратился он к Ангелине. – Факт хулиганства. Пьете?

– Алкоголичка! – шмыгнула подтекающим носом пострадавшая. – По морде видно!

– …Я не пью, – спокойно произнесла Геля. Истерика прошла, и она уже сожалела о том, что натворила. – Простите, я виновата…

Никто из свидетелей не ожидал извинений, а потому всем захотелось по домам.

– Ну вот, извиняетесь, – удивился дознаватель. – А раньше подумать?.. Вам же уже не двадцать лет… Могли бы и подумать!.. Теперь гражданочка заявление написала, а я ход ему обязан дать. Если только она вас простит и заберет бумагу…

Тетка только хрюкнула от такого невероятного предположения.

– Под суд! – отрезала она.

– Вот видите, – сожалел милиционер.

– Под суд так под суд, – спокойно согласилась Ангелина.

Грудастая была довольна таким исходом дела.

– На двадцать лет, в одиночную камеру! – затребовала пострадавшая.

– Лучше расстрелять, – уточнил дознаватель.

– Ага, – согласилась тетка.

Милиционер закончил составлять протокол, а потом попросил свидетелей расписаться.

– Все свободны! На суд вас позовут.

Обыватель тотчас покинул отделение милиции, оставив преступницу и пострадавшую наедине с представителем закона.

Закон еще раз спросил потерпевшую:

– Не хотите миром дело порешить?

– Бумаге ход! – зло отрезала грудастая.

– Свободны!

Тетка с торчащим из ноздри окровавленным платком вывалилась из кабинета.

Милиционер чувствовал, как у него почему-то испортилось настроение. Про футбол и пиво как-то забылось. Он не отпускал Ангелину в камеру и сам не знал, почему это делает.

– И чего ты без очереди полезла? Куда спешила?

– Никуда, – честно ответила Геля.

– Зачем тогда?

– Настроение было плохое.

– Сейчас лучше?

Она промолчала.

– Здесь пятнадцатью сутками можно не обойтись, если потерпевшая будет настаивать.

– Пускай…