Леониду чудилось, что зайди он в комнату, то обнаружит в ней непременно свою мать… Сердце мужчины забилось, ладони вспотели, но мозг, сильный, мощный, засигнализировал нервной системе, что эмоция нереальна, что мать его давно умерла, во время его рождения, а там, в комнате, пропитанной духом Юлечки Ларцевой, сейчас – и Леонид волевым усилием справился с наваждением. Достав из кармана фонарик, он включил его и без колебаний вошел в разделенный лучом света мрак прошлого.
Будёна, совсем состарившаяся к этой ночи, спала глубоким сном. Лицо ее расплылось по подушке, верхняя губа с щетинкой усов над ней отклячилась, пуская слюнку.
– Тварь! – тихо произнес Леонид.
Он взял стул, поставил его возле кровати и сел…
Взгляд его остановился на закрытых веках Будёны Матвеевны, будто буравил их.
Она сначала почесалась, проведя ладонью по лицу, затем поморщила туда-сюда вбок носом…
А потом она открыла глаза.
Пенсионерка городского значения увидела силуэт незнакомца, сидящего на стуле, горящие глаза вторженца и от немедленного ужаса взмокла всем телом.
– Ну, здравствуй, Будёна! – поприветствовал Леонид негромким, но зловещим голосом.
Она разлепила челюсти, чмокнув при этом, но слова не получилось. Мозг лихорадочно желал появления мужа Кашкина Сергея Сергеевича, который уже двадцать лет спал отдельно в комнате Слоновой Катьки, умершей почти сразу после их поздней женитьбы… К тому же Се-Се с возрастом стал плохо слышать, а как мужчина и вовсе не представлял интереса… К чему это сейчас?..
– Ты что не здороваешься? – удивился Леонид. – Не узнаешь?
– Нет… – получилось у нее с бульканьем.
– Это же я… Леонид… Леонид Северцев… – Он повернулся к ней профилем. Улыбнулся… – А так?
Она не могла узнать его внешне, потому что видела последний раз давным-давно, еще ребенком, в психиатрической больнице на комиссии. Но она прекрасно помнила это имя и эту фамилию.
– Вспоминаешь? – торопил он.
– Да…
Все ее существо охватил животный ужас. Она будто чуяла неминуемую смерть. Но не кончины своей боялась сейчас Будёна Матвеевна, а того, каким образом ей устроят нежданное расставание с жизнью…
– А ты знаешь, что на этой кровати… – Леонид на мгновение осекся. – Нет, не на этой, но на стоящей здесь же… Здесь спала до тебя беременная женщина… Она родила меня и умерла… Она была моей матерью… Знаешь?
Будёна имела информацию, что когда-то комната принадлежала молодой женщине, умершей от родов, но что судьба устроит ей такую драматургическую развязку, явит последним кошмаром ненавистного ей отпрыска, выросшего в мужчину, который станет ее убийцей… Такого товарищ Чигирь предположить не могла.
– Я… я не знала… – пролепетала Будёна.
Ей бы очень хотелось совладать со страхом, достойно умереть, но организм ее состарился вместе с нервной системой и не имел уже той партийной прочности, как в молодости. Она очень боялась!..
– В то, что не знала, верю… Хотя какое это сейчас имеет значение… А Валентину ты помнишь? Воспитательницу из сада для сирот?..
Будёна кивнула.
Леонид побледнел лицом.
– Отвернись к стене!
Чигирь послушно повернулась к Леониду затылком. Она ждала выстрела, а потому зажмурила глаза.
Его пальцы ловко свернули крышечку с пузырька из-под валерьянки, он посветил фонариком сквозь мутное желтое стекло, удовлетворившись броуновским движением хищных насекомых. Взболтнул пузырьком, а потом поднес его к большому рыхлому уху Будёны Матвеевны.
Она вздрогнула, будто хотела попасть в синхрон с выстрелом, но того не произошло, лишь в ушной раковине похолодало.
– Тихо, тихо, – попросил Леонид, успокаивая. – Ничего страшного…
Рыжие муравьи стекли тоненьким ручейком прямо в ушной проход, а для надежности ночной гость заткнул слух комочком ватки, заблаговременно пропитанной стеарином.
– Вот и все, – сообщил Леонид. – Я еще минутку посижу с тобой. Хорошо?..
Сначала ей показалось, что кто-то скребется к ней в мозг, будто просится войти в мысли… Потом она почувствовала хруст, похожий на сминаемую обертку для цветов… Целлофан, целлофан…
В этот момент Леонид уже прикрыл за собою дверь материнской комнаты. Английский замок приветливо-прощально щелкнул, оставляя Будёну в смертном одиночестве.
Когда он вышел на лестницу и спустился на пролет вниз, то услышал дикий крик… Он встретил его равнодушно…
Будёна кончалась в страшных муках, сходя с ума от бешеной боли, а Се-Се, картограф и бывший сладострастец, теперь тугоухий старик, спал себе покойно в бывшей комнате Слоновой Катьки, становясь этой ночью законным вдовцом…
Леонид чувствовал, что по его следу пошли легавые.
Он уходил от них, совершенно не боясь – знал наверняка, что его мыслительный аппарат лучше любого компьютера, а уж тем более ментовских мозгов…