Леонард Коэн. Жизнь

- Я слушал радио армии США, у них была станция в Афинах, и они ставили много хорошего кантри. У меня с собой было несколько пластинок: Рэй Чарльз, Эдит Пиаф, Нина Симон, Чарли и Инес Фокс, Сильви Вартан — она записала пластинку в Нэшвилле, на французском языке; вы когда-нибудь слышали о ней? Прекрасный альбом; в общем, я слушал эти пластинки и радио. Но я не знал о том, что происходит в Америке. Я слушал только Элвиса Пресли, The Shirelles и самые первые мотауновские записи^[63]. Я подумал, что приеду в Нэшвилл и, может быть, найду там работу. По пути на юг я заехал в Нью-Йорк и там столкнулся с так называемым фолк-возрождением: Джоан Баэз, Дилан, Фил Оукс, Джуди Коллинз, Джони Митчелл. Я тогда впервые услышал их песни и подумал: я ведь уже несколько лет пишу свои песенки и играю их друзьям; почему бы мне не попробовать показать их какой-нибудь коммерческой фирме — может быть, они найдут им применение.

* * *

Сойдя с поезда на Пенсильванском вокзале в Нью-Йорке, Леонард, одетый в свой синий плащ, держа в руках чемодан и гитару, пошёл по 34-й улице и пришёл в отель «Пенн Терминал». Отель был как в фильме-нуар, дешёвый и соответствующего вида: из тёмно-коричневого кирпича, с тёмными узкими коридорами, с лифтом, поместиться в котором мог только один человек и один труп. Комната Леонарда имела странную форму, а оконная рама была так привинчена шурупами, что её нельзя было ни плотно закрыть, ни открыть как следует. Радиатор шипел как паровоз, и этому шуму аккомпанировал медленный, никогда не прекращающийся стук капель из текущего крана по покрытой коричневыми разводами раковине. Ужасная комната, беззлобно заключил Леонард: эта мысль возникала всегда, когда он останавливался в «Пенн Терминале», а это бывало нередко, даже если у него были деньги на отель получше. После амфетаминового загула Леонард весил всего пятьдесят два с половиной килограмма, и одежда болталась на нём, как на вешалке. Заглянув в зеркало, он увидел человека, который, должно быть, несколько лет жил на горе. Леонард побрился и вышел на улицу. Ему предстояла встреча с женщиной.

Имя Мэри Мартин он услышал от Роберта Гершорна. Она приехала в Нью-Йорк из родного Торонто в 1962 году и обосновалась в Гринвич-Виллидже. Начав карьеру как хостесс в фолк-клубе Bitter End, она затем стала ассистентом Альберта Гроссмана (менеджера Боба Дилана), потом возглавляла отдел артистов и репертуара в Warner Bros. и, наконец, в 1966 году основала собственную компанию, занимавшуюся музыкальным менеджментом. Для музыкального бизнеса начала шестидесятых, в котором прочно доминировали мужчины, а немногочисленные женщины — Джоан Баэз, Джуди Хенске, Кэролин Хестер, Джуди Коллинз — стояли у микрофона, Мэри

Мартин была исключением из правил. Она не раз помогала канадским музыкантам: например, благодаря ей группа The Hawks (которая позже переименовалась в The Band) стала аккомпанирующим составом Боба Дилана, а среди её подопечных были приятели Леонарда, The Stormy Clovers. «Очень предприимчивая, очень тонкая женщина, — говорил Леонард, — которая готова поддерживать тебя» [14]. Леонарду нравились женщины, на которых можно опереться. Он рассказал Мартин о своих романах и стихах и сообщил, что написал несколько вещей, из которых, по его мнению, могли бы получиться песни. Услышанное произвело на Мартин впечатление, и она пообещала попробовать что-нибудь сделать. Затем она позвонила своей подруге Джуди Коллинз.

Коллинз в свои двадцать семь лет была настоящей аристократкой музыкальной сцены Гринвич-Виллиджа — шикарная, элегантная, с длинными прямыми волосами и такими выразительными голубыми глазами, что Стивен Стиллс написал о них песню¹⁶⁴¹. Уроженка Сиэтла, Коллинз начинала как пианистка, в тринадцать лет впервые выступила с симфоническим оркестром, а затем открыла для себя фолк-музыку. Это открытие в 1961 году привело её в Нью-Йорк, где она поселилась в отеле, номер в котором стоил два доллара в сутки. Она ещё не успела толком распаковать вещи, как Джек Хольцман, владелец и глава лейбла Elektra Records, услышал её в клубе Village Gate и предложил контракт. В том же году вышел её первый альбом, A Maid of Constant Sorrow, состоявший из традиционных фолк-песен. Хольцман уже пытался — безуспешно — подписать на свой лейбл Джоан Баэз, королеву традиционного фолка и протестных песен. С тех пор он искал свою собственную Баэз, но вскоре увидел, что Коллинз — совершенно другой артист, более склонный к музыкальным экспериментам. В середине шестидесятых, когда на смену традиционному фолку пришёл фолк-рок, это было большим достоинством.