Мэрти. Записи, сделанные на первых сатсангах Леонарда (когда он ещё задавал вопросы — позже он просто сидел, слушал и обдумывал услышанное), стали хорошо продаваться, когда стало известно о его визитах к Рамешу. Матхур замечал, что некоторые посетители больше хотели увидеть Леонарда, чем самого Рамеша. Никто не беспокоил его во время сатсанга, но потом, у стола мистера Мэрти или уже за дверью, люди подходили к нему поговорить.
«Он обычно бывал очень вежлив, — говорит Матхур. — Он говорил с ними. Иногда, если попадался интересный собеседник, он шёл с ним в чайную» — скромное заведение метрах в пятидесяти от дома Рамеша; Леонард в каждом городе находил и посещал такие кафешки. Все работники чайной узнавали его и улыбались, и они обменивались почтительным намасте. Для них он не был знаменитостью — он был западным человеком с короткими серебристыми волосами, дружелюбным человеком, который постоянно приходил к ним и всегда обращался к ним с уважением. «Он говорил мне, что его почти не узнавали на улице, и поэтому ему очень нравилось быть здесь». Леонард, как замечал Матхур, «сознательно избегал богатых и знаменитых людей Мумбаи». Люди, в том числе и сам Матхур, постоянно приглашали его куда-то, но он вежливо отказывался — «но однажды он рассказал мне, что был в гостях у таксиста в его нищем доме. Помню, я удивился тому, как он сближается с людьми, никогда не слыхавшими его песен. Возможно, больше всего времени проводили с ним уборщики в отеле «Кемпс» и работники чайной».
После чая, днём, Леонард всегда отправлялся плавать. В Мумбаи были бассейны YMCA, но все они были Леонарду неудобны, поэтому он стал членом «Брич-Кэнди», эксклюзивного частного клуба на берегу моря, на Уорден-роуд, в котором был спортивный бассейн, а также огромный бассейн под открытым небом в форме полуострова Индостан11521. Остаток дня Леонард обычно проводил у себя в номере, где медитировал, делал наброски, писал или читал книги, написанные или порекомендованные Рамешем. Матхур тоже предлагал Леонарду книги на духовные темы, но тот вежливо отказывался; он не хотел отвлекаться. Ранним вечером Леонард шёл в ресторан, где съедал вегетарианский ужин, затем возвращался к себе, зажигал благовония, включал диск с индийской музыкой, медитировал и снова читал. Он не интересовался достопримечательностями, но однажды сходил в синагогу Кенесет Элияху: в Мумбаи была небольшая еврейская община. Недалеко от синагоги был большой оживлённый музыкальный магазин «Rhythm House». Он спросил, есть ли у них записи Леонарда Коэна. Есть, ответили ему; он найдёт их в категории «easy listening”11531.
Весной Леонард вернулся в Лос-Анджелес. Там он закончил песню, предназначенную для вечера, посвящённого покойному канадскому поэту и интеллектуалу Фрэнку (Ф. Р.) Скотту, которого Леонард знал ещё по университету Макгилла. Леонард положил на музыку стихотворение Скотта «Villanelle for our Time» («Вилланель11541 нашему времени»). Работая над песней, он понял, что она нуждается в женском голосе. Он позвонил своей старой бэк-вокалистке Анджани Томас и попросил её принять участие в записи. Они справились за один день.
Потом Леонард поехал в Маунт-Болди. Он уже почти четыре месяца не видел Роси и хотел выразить ему своё почтение. Как прежде, они выпили коньяка в домике старого монаха, пока за окном мир погрузился во тьму и мотыльки распластались по москитной сетке, как засушенные цветы в поэтическом томике. Они мало разговаривали, но когда нарушали молчание, то не упоминали учёбу Леонарда у другого гуру. Леонард не обсуждал с Роси то, что узнал у Рамеша. «Роси не обсуждает», — говорил Леонард, — даже своё собственное учение. «Его не интересуют точки зрения и разговоры. Ты либо понимаешь, либо нет. Он не сообщает тебе поразительных истин, которых мы привыкли ждать от духовных учителей, потому что он механик: он не учит философии транспорта — он учит чинить мотор. Он чаще всего беседует со сломанным мотором. Роси это прямая передача» [37].
В монастыре Леонард оставался недолго. В июне он снова спустился с горы. Его близкая подруга Нэнси Бэкол, встретившаяся с ним в Лос-Анджелесе, заметила, что «он был как маленький мальчик, когда вернулся с Болди; вдруг оказалось, что он совершенно свободен и может делать всё, что ему заблагорассудится. Ему потребовалось какое-то время, чтобы понять это, но когда он понял, то было так чудесно видеть его таким счастливым, таким радостным. Болди принёс ему много хорошего. Пришла пора идти дальше».