Леонард Коэн. Жизнь

Главным делом Леонарда было работать непосредственно с Роси — в основном в роли шофёра и повара. По традиции монахи питались чечевицей, фасолью, рисом, горохом и пастой (всё это хранилось в больших мусорных баках на кухне), а также едой, которую монастырю раз в неделю жертвовали все желающие. Эта еда была любая, вплоть до самой экзотической. Например, однажды монахам достались сладкие вафли, которые можно было бы подать за чаем в Англии 1940-х годов; по счастливой случайности в тот же день принесли индийский чай, предназначенный для экспорта в Россию. Леонард научился быстро варганить превосходный суп. В возрасте шестидесяти одного года он получил сертификат округа Сан-Бернардино и теперь имел право работать поваром, официантом или уборщиком посуды^[149]. Иногда он спрашивал себя, что он делает в этой, как он выразился, «стране разбитых сердец» [3], но на самом деле он знал ответ. Для него не было более подходящего места.

Леонард приезжал в Маунт-Болди на сэссины и просто так уже более двадцати лет; это место было ему хорошо знакомо. Он знал, что его здесь ждёт: монастырь не был ретритом в стиле «дзен-лайт», каких полно в Калифорнии. Монахи школы Риндзай были, как хвастался Леонард, «морпехами духовного мира» [4], а их режим был «составлен так, чтобы свести с ума двадцатилетнего» [5]. Почему он решил подвергать себя этим тягостям в свои шестьдесят — в возрасте, когда этот режим был ему уже не по силам, и уже имея большой жизненный опыт? Ответ на этот вопрос состоит из трёх частей: Ребекка, рекорд-лейблы, Роси.

Незадолго до своего отъезда из Лос-Анджелеса в монастырь Леонард случайно встретился с Роско Беком. «С меня хватит музыкального бизнеса», — сказал он своему бывшему музыкальному директору. Он собрался уходить. Кажется, что он выбрал для этого странное время. The Future оказался для него совсем не тем, чем оказался Various Positions: это был один из его самых успешных альбомов. Но последовавший тур только вымотал Леонарда и вырвал его из привычной жизни. Он не получал никакого удовольствия и много пил. Так много, что Роси, который сам относился к алкоголю весьма положительно, выразил своё беспокойство.

Отношение Леонарда к гастролям всегда было сложным. С самого начала он воспринимал их в лучшем случае как неизбежное зло, навязанное ему контрактом, и покорно ездил с концертами, помогая себе алкоголем или, в первые годы, другими средствами. Не стоит забывать и о страхе сцены — страхе застенчивого человека опозориться. Внимание публики не смущало его в молодые годы, когда он читал со сцены стихи, но он сомневался в своих способностях певца и музыканта, и переживал страх неудачи гораздо острее. Его первое большое выступление — когда Джуди Коллинз в 1967 году вывела его на сцену на благотворительном концерте в Нью-Йорке — было «полным провалом» [6]. В следующие несколько лет, когда концерты стали для него более привычным делом, этот страх преобразовался в привычку проецировать свой перфекционизм на публику, в ощущение, «что отнимать у людей время ради чего-то не вполне выдающегося — о таком и подумать нельзя» [7]. Он говорил, что никогда не может отнестись к концерту легкомысленно: похоже на правду, ведь легкомысленно он, кажется, ничего не мог делать. Если концерт прошёл плохо, «ты чувствуешь, что предал себя», говорил он [8], а это в свою очередь привело к страху предать своё искусство, продавая его, как проститутку, каждый вечер.

С другой стороны, Леонард хотел, чтобы люди слышали его песни и покупали его пластинки. Так как его песни мало крутили по радио, а его основная аудитория жила далеко — не только не в США, но даже и не в Канаде, — это означало, что нужно ездить и самому играть перед людьми. Спустя какое-то время он даже начал получать от этого удовольствие — если всё шло гладко и не выходило у него из-под контроля. На гастролях в поддержку I’m Your Man он чувствовал себя «совершенно как дома». Знакомые отмечали, что он выглядит очень расслабленным. К концу тура он даже бросил пить. В 1993 году, когда пришло время тура в поддержку альбома The Future (он назывался The Future World), Леонард снова нанял нескольких человек из команды 1988 года, и в его новой группе из восьми человек пятеро тоже остались с прошлых гастролей. Джули Кристенсен, ездившая с ним в оба тура, говорит: «Мне кажется, Леонард очень зависит от того, чтобы окружающие его люди поддерживали эту магию. Он знает, что не может делать это один». Но на этот раз магия не получилась.