Леонард Коэн. Жизнь

Альбом I’m Your Fan («Я ваш фанат») вышел в ноябре 1991 года; в него вошло восемнадцать песен Коэна в исполнении таких артистов, как Pixies («I Can’t Forget»), R.E.M. («First We Take Manhattan»), James («So Long, Marianne»), Ллойд Коул («Chelsea Hotel») и Иэн Маккаллок («Hey, That’s No Way to Say Goodbye»). Самый старший из участников трибьюта, сооснователь The Velvet Underground Джон Кейл, стал первым серьёзным артистом, сделавшим кавер на «Hallelujah»; в NME его версию назвали «записью изумительной, необузданной красоты». Леонарда альбом ужасно порадовал. Ему всё равно, если его книгам суждено собирать пыль, «но у песен есть некая безотлагательность, и если их никто не поёт, их как бы и нет» [10]. Всем, говорил он, нужно какое-то поощрение, и если ты продержишься достаточно долго, то рано или поздно это непременно произойдёт, — и вот пришёл час Леонарда. В том же году его включили в Музыкальный зал славы Канады. В своей благодарственной речи он сказал: «Если бы мне уделили подобное внимание в двадцать шесть лет, это вскружило бы мне голову. В тридцать шесть это стало бы для меня подтверждением рейса по духовно весьма нездоровому маршруту. В сорок шесть меня бы словно ткнули носом в мои иссякающие силы, что спровоцировало бы меня на побег под каким-нибудь сомнительным предлогом. Но в пятьдесят шесть — чёрт возьми, я только набираю обороты, и всё это идёт мне исключительно на пользу» [11]. Хорошо, что так: в октябре соотечественники оказали Леонарду ещё большую честь, сделав его офицером Ордена Канады.

Возможно, из чувства равновесия Леонард принял приглашение Хэла Уиллнера принять участие в записи трибьюта великому джазовому композитору и контрабасисту Чарльзу Мингусу, Weird Nightmare. «Как-то вечером я пришёл к нему домой в Лос-Анджелесе, прихватив с собой пачку стихов Мингуса, — рассказывает Уиллнер, — и он выбрал понравившуюся ему строфу из стихотворения «Chill of Death» («Смертельный озноб»). У меня был с собой DAT-рекордер, и он, сидя за столом, полчаса снова и снова читал стихотворение в микрофон. В это время ему позвонили, и он, не прекращая читать, снял трубку. Звонивший спросил:

- Леонард, что ты делаешь?

- Я — человек, читающий «Смертельный озноб».

Это тоже вошло в альбом».

* * *

В марте 1992 года Ребекка была приглашена на церемонию вручения «Оскаров». Сопровождавший её по красной дорожке безукоризненно одетый джентльмен был не кто иной, как Леонард Коэн. Камеры журналистов зудели неотвязно, как комары, и фотографии Ребекки с Леонардом попали в несколько таблоидов. «В одном английском журнале наши фотографии напечатали с подписью «Красавица и чудовище», — вспоминает Ребекка. Было нехорошо с их стороны называть её чудовищем. Вспоминаются заголовки, сопровождавшие фотографии Сержа Генсбура со своими знаменитыми любовницами — Бардо, Греко, Биркин. Но Леонард, в отличие от Генсбура, всегда как мог уклонялся от подобного внимания. «Оскаровская церемония, наверное, и правда была последним местом, где следовало бы искать Леонарда Коэна, — говорит Ребекка. — Я попросила его пойти со мной, потому что меня пригласили, а мы в то время были парой, и он просто сказал: «О’кей». Он не стал радоваться или, наоборот, кривиться, как обычно делают мужчины, он просто принял приглашение. Нельзя сказать, что он с нетерпением ждал этого вечера, но он не захотел отказаться и оставить меня одну. Думаю, что Леонард, как и я, живёт в настоящем моменте вместе со своим партнёром — с живым человеком, а не со своим представлением о том, каким этот человек должен быть. В реальности мы были просто два человека — неважно, что я играю в кино, а Леонард пишет знаменитые песни».