Леон

Она смотрела на меня так требовательно и жестко, что я вдруг почувствовал, что гора свалилась с плеч. Ушла запуганная и сломленная Герда, над которой издевались пятеро мерзавцев. Ушла Герда-просительница, воевавшая за каждую минуту моего внимания и проигравшая войну. Вернулась та, что учила меня включать компьютер, есть палочками, пользоваться банкоматом. Та, что могла сказать небрежно: «Ты мне нравишься».

Я засмеялся. Она удивилась; я только сейчас понял, как мне ужасно не хотелось затевать свою авантюру в одиночку.

* * *

В круглой чаше джакузи возле бассейна всю ночь работал подогрев, но компрессор был отключен, и вода стояла тихо. Босиком, в одних шортах, я сошел по ступеням к центру теплой круглой ванны и опустил на воду синюю доску для плавания. Она была такая легкая, что осталась лежать на поверхности, как на тверди.

На самый центр доски я положил пластиковый конверт, прозрачный, с водонепроницаемой застежкой на боку. В конверте помещалась единственная нитка, ярко-бирюзовая. Эту нитку я снял пинцетом с рукава моей куртки – той самой, в которой дрался с магом на ночной улице.

– Может, еще ничего и не выйдет, – сказал я Герде. Она сидела на краю шезлонга, у ее ног лежал сачок на длинной ручке, которым мы доставали из бассейна опавшие листья, снесенные ветром пластиковые стаканы и прочий мусор. В опущенной руке Герда держала мачете, настоящий огромный нож для рубки тростника. А выражение лица у нее было такое, будто это не мачете даже, а бензопила.

– Но теоретически должно получиться, – я говорил сам с собой, со своими сомнениями. – Эта вещь совсем крошечная, это нитка, но она принадлежала ему и теперь отторгнута… Если что-то пойдет не так – просто беги. Тяни время, жди Микеля.

Она поудобнее перехватила мачете и криво ухмыльнулась. Мне было важно, что она со мной, но и ей было очень важно. Задумай мы переспать сегодня ночью – не были бы так близки, как в эту минуту.

Коробку с цветными мелками я заранее принес из мастерской. Теперь вытащил наугад – это оказался розовый мелок. Опустившись на колени, левой рукой опершись о теплый бетон, правой я начал выводить затейливые линии – вокруг джакузи, вдоль кромки.

«Начертание знака похоже на уже известное вам начертание портала-пути: первое кольцо повторяет узор полностью…» Знал бы мой школьный учитель, что его науку, бесполезную и абстрактную, я смогу применить вот так: соединив старое знание с новым умением, которое дал мне Микель. Впрочем, еще неизвестно, смогу ли…

Я старался рисовать поубористее, чтобы все пять колец вписались от джакузи до газона. Герда молчала, я чувствовал ее взгляд, и он меня поддерживал.

Я завершил пятое кольцо. Колени саднили так, будто я свалился с велосипеда, а пространство вокруг теплой чаши было расписано розовым и казалось венчиком огромного цветка. Герда молча ждала.

Я встал и отошел на несколько шагов. Теперь неизвестно, сработает ли ловушка – портал призыва. И кто кого здесь поймает.

Не словом, а только волей, как учил Микель. Раз, два, три, четыре, ничего не происходит…

Доска для плавания подскочила вверх на полметра. Из джакузи, где в самом глубоком месте вода была мне по грудь, вынырнул, будто с огромной глубины, полностью одетый человек – в бирюзовом пиджаке с блестками, со съехавшей на ухо банданой, он кашлял и задыхался, как утопающий, и Герда уже нависала над ним, занеся мачете.

Но я успел раньше. Моя власть оказалась быстрее ее клинка, тем более что раньше Герда никогда не рубила ни тростник, ни головы. Я расслабился, мигнул, и на месте утопающего боевого мага поплыл по воде мышонок… очень крупный. Крыса. Заструился по воде со страшной скоростью, как моторная лодка.

Крысы умеют плавать, но магия им не подвластна. Как и собакам, и всем, у кого лапки.

Герда отшатнулась. Я подхватил сачок на длинной ручке и выловил крысеныша у самого борта, и он забился в сетке. Ух ты, здоровый какой.

* * *

Больше всего я боялся, что мой враг тоже учился когда-то оборотничеству, и, когда первый шок пройдет, он попытается перекинуться обратно. Поэтому я как мог накрепко запер его в обличье грызуна, но предосторожности оказались напрасными. Ничему, кроме абордажа и насилия, он в жизни не учился. И никогда ни в кого не превращался и его не превращали, поэтому, оказавшись в крысиной шкуре, он даже не попытался вернуть себе прежнее обличье. Зато инстинктивно начал действовать как пойманная крыса – карабкаться по ячеистой сетке, желая выбраться из сачка, но и тут я был начеку: накрыл сачок сверху жестяной крышкой от мангала, круглой, с ручкой посередине.

Побарахтавшись, крысеныш потерял мужество. Ничего странного; я хорошо помнил свой первый опыт, когда Микель превратил меня в собаку, и то ведь – собакой быть не так унизительно.

– Отдай его мне, – Герда, забыв о своей боли, кружила, сжимая в руках мачете. – Отдай его мне! Мне надо закрыть гештальт!

Я смутно помнил, что эта фраза имеет смысл, но не относится ни к сачкам, ни к крысам.

– Что-что ты хочешь сделать?

– Отомстить! – выкрикнула Герда. – Вернуть себе достоинство! Не вспоминать этого гада и не бояться!