– Решил, что справлюсь сам. – Я вытащил из машины спортивную сумку, вынул клетку с моим врагом, продемонстрировал Микелю. Крысеныш под его взглядом забился в дальний угол и оскалил мелкие острые зубы.
Последовала длинная пауза. Микель разглядывал мою добычу с явным интересом. В ветках дерева над лужайкой застрекотала белка – ругалась.
– Форнеус… – тихо начала Герда. Он поднял руку, показывая, что продолжать не надо.
– Леон! Иди сюда… Герда, жди.
На пороге дома он передал мне мышей, и я вошел, как бродячий торговец грызунами, по клетке в каждой руке. Как ни беспокойно мне было в этот момент, я на секунду задумался: а смог бы я реализовать свой хваленый талант, путешествуя от дома к дому и торгуя мышами вразнос?
– Ты сочетал портал-ловушку, которую раньше знал, с энергетическим преобразованием, которому я тебя научил, – Микель закрыл входную дверь. – Эффективное и элегантное решение. Но перед этим ты пошел ночью, один, не запросив помощи, в заведомо опасное место.
– Я же не мог ее бросить, – пролепетал я. – Она… совсем не так виновата. Виноваты эти… ублюдки. С любой точки зрения – добра, зла, справедливости, милосердия… прагматизма, сопромата…
Вид мышей, изнывавших от ужаса в клетке, сбивал меня с толку. Непонятно, как столь жалкие твари могли быть повинны в чем-то серьезнее амбарной кражи.
– Ты неплохо дрался на пирсе, – прохладно сказал Микель. – Ты запомнил чувство, с которым ты дрался?
– Д-да.
– Отлично. Теперь ты можешь свернуть ему, – он указал на крысеныша, – голову?
Мне сделалось холодно, хотя в комнате не работал кондиционер.
– Это будет добро или зло, Леон? – Он, к счастью, не стал дожидаться ответа.
– Зло, – прошептал я.
– А по приговору суда?
– По приговору вы сами и сворачивайте, – сказал я в отчаянии и прикусил язык. Уж в такой-то момент дерзить Микелю мог только круглый идиот.
– Тогда отдадим их Герде, – сказал он небрежно. – Она справится?
– Не надо! – вырвалось у меня.
– Леон, – он ухмыльнулся. – Учись просчитывать свои действия на несколько шагов вперед. И раз уж начал принимать решения – принимай до конца…
Он жестом велел следовать за ним. Мы снова вышли на порог. Герда стояла у машины, бледная и очень растерянная.
– Они сильно тебя помяли, – сказал ей Микель. – Поэтому ты идешь на верфь. После ремонта возвращаешься на маршрут. Если за оставшиеся месяцы нагонишь в пути отставание – у меня не будет к тебе вопросов. Если не нагонишь…
– Нагоню, – быстро сказал Герда. – Я там приметила пару хороших течений…
– А перед этим… – продолжал он нарочито медленно.
Я сжал рукоятки клеток, так что пальцы заболели.
– …Перед этим вернешь своих пассажиров, откуда взяла, – Микель искоса на меня глянул, – чтобы тут не осталось ни слуху ни духу.
– Я?! – Герда побледнела еще больше. – Но… У них там корабль в дрейфе… Они опять начнут…
– Их корабль я пустил к осьминогам, – небрежно сказал Микель. – Вместе со всем, что было на борту.
Писк мышей в их узилище сделался душераздирающим, я едва удержал трясущуюся клетку.
– …Поэтому ты их выпустишь как есть, – спокойно закончил Микель.
– Но… – прошептала Герда.
Все ее мысли были сейчас написаны на лице. Только что она готова была порубить крысу мачете – но в состоянии аффекта. Теперь она испытывала то же самое, что я за пару минут до этого.
– Микель, – быстро заговорил я. – Можно тогда мне…
– Можно, – он кивнул. – Ты пойдешь с Гердой и решишь судьбу этих мышей. Примешь ответственность, хорошо?
Я кивнул, не в силах ответить голосом.
– Потом вернешь его на пристань, Герда, очень быстро. И сама отправишься на верфь. Понятно?
– Да, – прошептала она, стараясь не глядеть на клетки в моих руках.
– В рейсе слушаться Леона как меня. И поторопись, тебе же потом наверстывать!
Он ушел, а мы с Гердой остались стоять, глядя друг на друга, слушая угасающий мышиный писк.
Наконец она через силу улыбнулась:
– Командуй… начальник.
Через полтора часа мы отчалили от пристани, Герда за штурвалом, я рядом в рубке, четыре мыши и крыса в клетках у наших ног. Внутри бухты, очертаниями похожей на дерево со многими ветками, шла обычная курортная жизнь: ходили туда-сюда яхты под треугольными парусами. Стоя на досках, орудовали веслами гребцы, в своих усилиях похожие на довольных жизнью каторжников. Дети на совсем крохотных суденышках под миниатюрными, как салфетки, парусами лавировали туда-сюда, повинуясь командам с моторной лодки.
Герда не улыбалась. Вся красота кругом, все это солнце, волны, океан, мирная беззаботная жизнь – ее не радовали. Она содрогалась, вспоминая прошлое, и хмурилась, воображая будущее.
– Герда, – сказал я, чтобы отвлечь ее, – ты очень крутая.
Ее загорелая щека сделалась темно-бронзовой. Герда чуть повернула голову, будто желая удостовериться, что я не шучу.
– Да, – сказал я. – И мне очень жаль, что мы так мало с тобой… разговаривали. Ты столько всего видела, столько знаешь…
Ее ухо, прикрытое выбившимися из-под кепки прядями, чуть покраснело, а руки крепче вцепились в штурвал.
– Прости, что я с тобой по-дурацки шутил, и вообще задирал нос, – сказал я. – Ты для меня очень важный человек… Вроде как старшая сестра.