— Вы угрожаете мне? В самом сердце Вашингтона? — усмехаюсь я, кидая многозначительный взор на его правую руку. Каан решил продемонстрировать мне свои яйца, чтобы их подставить под точечный харакири.
— Угрожаю. Как вы догадались?
— Принимаю ваши угрозы, Джин Каан. Но что дальше? Вызовете меня на дуэль? Да победит в нем сильнейший.
— Я уже победил, — с глубочайшей самонадеянностью, Каан откидывается на свое кресло. — Эмили будет моей женой. Я заберу эту шлюху прямо из-под твоего носа, не сомневайся. Я думал, она невинная и чистая девочка… впрочем, грязные потаскушки тоже в моем вкусе. Очевидно и в твоем, раз ты позволяешь ей трахаться с твоим братом.
Огромных усилий мне стоит сохранить каменное лицо и железное самообладание, несмотря на то, что уверенно брошенные Кааном слова буквально разом выбивают весь воздух из моих легких.
Этот ублюдок умудрился нанести мне удар под дых с отрезанной кистью. Очевидно, он не такой слабак, каким я его считал.
И очевидно, что он несет бред. Просто нашел мое слабое место и бредит, чтобы ослабить меня, проманипулировать мной, надавить на страх и чувство собственничества.
Каждое его слово, оскорбляющее мою жену, произнесено с целью дезориентировать меня. И за каждое он заплатит сполна, я ему это гарантирую.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, но мне не нравится, когда взрослые и осознанные мужчины оскорбляют женщин. Особенно, женщин, приближенных к моей семье. Я рекомендую тебе быть осторожным, если ты не хочешь, чтобы женщин твоей семьи оскорбили.
— И что ты сделаешь? Может отрежешь мне вторую руку? — интересуется Каан, провоцируя меня на реакцию.
— Это сюрприз, — усмехаюсь с угрозой я.
— Как и для тебя сюрприз тот факт, что Эмили не только изменила мне, но и тебе. Ты настолько слеп от любви, что не замечаешь, как она водит за нос вас обоих. Точнее, нас троих. Порой, мне кажется, что у нее раздвоение личности и психические отклонения. Но нет. Такова натура этой сучки. А она никто иная, как сучка, в обертке ангела.
— Закрой свою пасть, — сквозь зубы рычу я, мечтая схватить со стола нож для стейка и не просто что-то ему отрезать и скормить это собакам, но и заколоть на хрен и продать на органы.
— Аккуратнее, Голденштерн. Не забывай, на кого собираешься совершить покушение. Я не жалкий муравей, которых вы с отцом гробите каждый день. Я тебе ровня, поэтому трогать меня нельзя, — Каан бросает многозначительный взгляд на часы на его левой руке. — Мне пора идти. А тебе я советую проверить пристань у реки Потомак, на которой так любит зависать Эмили.
Глава 9
Леон
В ушах звенит ток крови. Кажется, он настолько оглушительный, что гасит даже рев мотора «серебряной пули», на которой я мчусь к пристани, едва ли не со скоростью света.
Руки с такой силой сжимают руль, что они уже стерты до кровавых мозолей.
Зубы стиснуты до предела, височно-челюстной сустав ощущается окаменевшим и сдавливает скулы, вызывая резкую головную боль.
Я все больше погружаю ногу в педаль газа, несколько раз создавая опасную аварийную ситуацию на дороге. Несколько раз заезжаю на встречную полосу, потому что руки мотает из стороны в сторону. Не припомню, чтобы хоть что-то в мире меня настолько выводило из колеи. И все почему? Потому что какой-то китаеза наплел мне своих диких небылиц?
Экстаз, эйфория, безумие… мы оба это чувствуем, без всяких таблеток и наркоты, словно эти процессы запускаются по венам самым натуральным, природным и древним способом.
От ревности сдавливает легкие, грудь, горло. От одной мысли, блядь, сдавливает, душит невыносимо. От навязчивых картинок о том, что это может оказаться правдой.
Я быстро нахожу яхту Драгона на пристани. Парусная, небольшая, но жутко дорогая — насколько я помню, подарок отца на его двадцатилетие. Внутри там тесно, но уютно и для двоих места вполне хватает, поскольку она рассчитана на длительные заплывы. И кровать есть, насколько я помню, да и другие горизонтальные поверхности.
Не ощущая собственных ног, буквально с разбегу запрыгиваю на яхту. Мне стоит быть тише, чтобы просто понаблюдать за тем, что происходит внутри. Сердце бешено колотится в и без того тесной груди, и я все еще надеюсь, что на яхте никого нет, или быть может, я застану там брата в гордом одиночестве. Он, правда, любит бывать здесь один, оставаться наедине со своими мыслями. У него своя крепость, куда меньше, но куда свободнее моей.
Сердце пропускает удар, как только взгляд цепляется за несколько светлых волосков, что сами бросаются мне в глаза. Буквально кричат мне о том, что Драгон внутри не один.
Не спускаясь в каюту полностью, я заглядываю внутрь так, чтобы меня не увидели изнутри.
Но они меня бы и не увидели. Мне хорошо известно, что для отчаянно предавшихся страсти, мира не существует.