Лента Мёбиуса

Неподвижно сидя перед початой бутылкой виски, он силился понять – и не мог. Почему именно Сильвия? Что у нее общего с остальными жертвами? Почему убийца выбрал ее?

Этим вечером больше, чем когда-либо, ему стало ясно, что все его проклятые сны, все так называемые предвидения всегда служили основанием для подлинных трагедий. Люди, которые не должны были умереть, погибали. И в этот цикл затянуло Сильвию. Стефан понурился, глаза его погасли.

Он силился снова и снова продумать последние дни, весь этот поток времени, который, как река в дождь, вздувался от ужаса, муки и страданий. Каким же образом в поток его сновидений оказалась вовлеченной его жена? Как все эти кошмары изменили ее судьбу? Проще сказать, как они спровоцировали ее смерть?

Стефан нервно вертел в руках злополучный диск. Несомненно, разгадка здесь, в этих жутких кадрах, от которых до сих пор стучало в голове.

Он был убежден, что сам увлек жену за собой в сумрак. Но что послужило спусковым механизмом, сигналом? Сильвия, несомненно, недавно где-то пересеклась с убийцей, хотя и вовсе не должна была. Кто это мог быть? Продюсер? Врач? Психиатр? Ну да, психиатр, этот самый Робовский, на прием к которому он так и не попал, потому что наблюдал за Мелиндой. Может, да, а может, и нет.

Стефан закрыл глаза, и перед ним поплыли лица: Арье, Маршаль, Эверар, портье из «Трех парок», Маше… По большей части это были люди незнакомые, которые появились на его пути только в снах.

И один из них снимал на пленку гнусные убийства. Он и создал тот дайджест ужаса, что лежал сейчас у Стефана в руках.

Вдруг одно из лиц отделилось от других.

Стефан поднял диск и поднес его к глазам. На него смотрел убийца.

Пятью минутами позже, найдя среди заметок и записок нужный адрес, он уже мчался из дому, и шины автомобиля визжали на поворотах.

78 Вторник, 15 мая, 07:26

Приехав в Пятнадцатый округ к больнице Некер[75], куда его привели поиски в Интернете, Вик с большим риском припарковался на площадке приемного отделения и выскочил из машины. В числе прочих эта больница занималась и врожденными заболеваниями у детей.

Стефан был недоступен и по домашнему, и по мобильному телефону. Почему он не отвечает?

Вик не без труда нашел дорогу в лабиринте коридоров и оказался в отделении детской психиатрии. Найти того, с кем можно было поговорить, тоже было нелегко. Им оказался профессор Шафран. Лейтенант торопливо разложил перед ним кадры рентгенограмм, распечатанные с диска на компьютере. Качество их было не ахти, но множественные переломы просматривались хорошо.

– Мои выкладки привели меня к вам, – объяснил он. – Я разыскиваю этого пациента.

Шафран, человек лет сорока, вертел в руках ручку.

– И это все, чем вы располагаете? Фотокопии рентгеновских снимков?

– Да, это снимки ребенка, который, может быть, много лет назад лечился в вашей клинике.

– Может быть?

– Если не ошибаюсь, у вас лечатся дети с редкими заболеваниями?

– Да, в числе других. Но это не основное, чем занимается наша клиника.

– А врожденной нечувствительностью к боли вы занимаетесь?

Выражение лица Шафрана изменилось. Он взял фотокопии в руки и нахмурился:

– Да, здесь налицо врожденная нечувствительность к боли. Снимки, к несчастью, типичны. Какие там стоят даты?

– 87, 89, 90, 92-й.

Шафран разложил листки по столу:

– Прошло почти двадцать лет, и вполне возможно, что пациент уже умер. Мне очень жаль.

– Он жив.

Профессор скептически взглянул на Вика:

– Знаете, пациенты с этой патологией редко доживают до взрослого возраста. Взгляните на снимки, они сами за себя говорят. Такие переломы… И ведь это еще не все. В раннем возрасте дети, страдающие этим синдромом, откусывают себе язык, обгрызают пальцы до костей и кладут ладошки на горячие сковородки, даже не замечая. Я знаю случай, когда десятимесячный малыш продолжал ползать на четвереньках, имея переломы обеих ног. При неусыпном контроле родителей дети выпутываются из опасных ситуаций. Но представьте себе, каково им в школе, на улице, где их повсюду окружает агрессия, а они даже не знают, что это агрессия? Не чувствуют? А теперь представьте их, уже взрослых, один на один с реальным миром, где любая царапина может их убить. Что бы там ни думали, а боль – вещь полезная. Она предупреждает наш организм об угрозе.

Вик вспомнил эпизод на скотобойне, который упоминал Мортье. Серьезная рана, полученная Матадором, глубокий порез торчащей из бетона арматуриной не помешал ему бегом пробежать несколько десятков метров, заскочить за здание склада и там самостоятельно зашить себе рану.

– У больных ведь сохраняются тактильные ощущения, они реагируют на тепло или механическое воздействие?

– Сохраняются. У них нарушены функции ноцицепторов, то есть болевых рецепторов нервных окончаний, а тактильные рецепторы работают.

– Но из-за такой своей особенности они могут себе представить, что такое боль, хотя бы приблизительно? Ну, например, окунуть руку в ледяную воду, а потом в кипящую?