Ленька Охнарь

При виде его парни немало изумились. За нехваткой помещений канцелярия института временно была размещена в желтом, приземистом здании церкви со снятыми с куполов крестами.

— Ого куда попали! — усмехнулся Леонид, поднимаясь на длиннейшие каменные ступени паперти. — Оказывается, не на рабфаке искусств, а тут — святая святых.

— Перекреститься, чтобы повезло?

— Обожди. Вот подойдем под благословение отца директора.

Внутри церкви было полутемно, прохладно и, несмотря на август, сыро. Шаги парней по кафельному полу глухо, мрачно отдавались под высоченными сводами. Притвор был переоборудован в раздевалку, за сосновым, наспех сколоченным барьером в полном беспорядке стояли вешалки. Следы строительства виднелись и во всей церкви — с остатками тусклой позолоты, постными ликами угодников на каменных стенах. Всюду валялась щепа, стружка, стояли верстаки. Во второй половине помещения над головой тянулся бревенчатый, обшитый досками потолок, а свет в той части падал откуда-то сбоку. Пахло затхлостью, паутиной, свежим раздетым деревом, масляной краской. Откуда-то сверху доносились звуки пилы, шарканье фуганка. Грубо оструганная лестница, скрипевшая под ногами, вела на второй этаж, в учебную часть.

Наверху было значительно светлее. На свежеокрашенные двери еще не повесили таблички, и друзья долго мыкались по наспех отстроенному коридору с узенькой ковровой дорожкой.

Откуда-то, словно из стены, в коридоре неслышно появилась чуть-чуть полнеющая дама, в фиолетовом трикотажном костюме с меховым воротничком и манжетками; густые пепельные волосы ее были искусно уложены.

— Скажите, как пройти к директору? — заступил ей дорогу Шатков, стараясь догадаться, откуда она вышла.

Женщина пристально окинула их взглядом голубых глаз!

— Вы от товарища Крупской?

— От нее.

— Мы вас ждем, — приветливо, как знакомым, улыбнулась она. — У директора совещание. Идемте со мной.

Такой прием несказанно смутил парней. Преследуемые в течение последних трех дней жесточайшими неудачами и уже отчаявшись было добиться «справедливости» (как они называли), друзья не могли поверить в свое везение и всё ожидали, что судьба вновь подставит им ножку. Неожиданное радушие лишило их дара речи, а слова «Мы вас ждем» совсем доконали. Во, попали в «персоны»!

Женщина в трикотажном костюме оказалась заведующей учебной частью. Теперь они поняли, почему она появилась «из стены»: дверь ее кабинетика не была выкрашена и сливалась с досками коридора.

Заняв свое место за письменным столом у глубокого длинного стрельчатого окна, заведующая предложила парням сесть, подробно расспросила, откуда они приехали, какие у них знания. От нее пахло духами, ее проворные руки с длинными, в перстнях пальцами были оттенены красным лаком ногтей.

— Вас мы принимаем без экзамена, — сказала она Шаткову, — Вы на рабфак искусств выдержали, и этого вполне достаточно. У вас шесть классов образования? Вот будете и у нас на первом курсе. На какой хотите факультет: на английский, французский, немецкий?

Заведующая чуть-чуть картавила — скорее, грассировала, и это придавало ее говору неуловимое изящество. Поток ее вежливых, ласковых слов опутал Шаткова, как шелковой сеткой, он весь съежился и, видимо, готов был провалиться сквозь святой пол прямо к чертям в тартарары. Он беспомощно озирался, боясь назвать любое из предлагаемых отделений, и с мольбой смотрел на Осокина, ожидая от него спасения.

Осокин принял на своем стуле позу человека, который наконец благополучно добился желаемого. Новое положение явно забавляло его своей неожиданностью.

— Какой вас, товарищ Шатков, больше всего интересует язык? — любезно улыбаясь, спросила заведующая учебной частью.

Иван мучительно раздумывал.

— Воровской, — невнятно подсказал Леонид.

Бледная улыбка отразилась на губах Шаткова. Осокин отлично понимал его: не зная ни одного языка, друг боялся наобум ткнуть пальцем в самый трудный. Заведующая чуть удивленно сморщила лоб.

— У вас только три языка? — спросил Леонид с таким видом, точно ему этого было мало,

— Пока три. Предполагаются еще испанский и итальянский. Пока на эти отделения почти совсем не поступило заявлений.

— А китайского нету? — Леонида вдруг охватило желание острить. Он понимал, что они настолько безграмотны, так «плавают» в языках, в том числе и в родном русском, что им, в сущности, совершенно безразлично, какой выбирать: изучать все равно придется с азов, тем более что на этот рабфак он смотрел как на временное пристанище: они с Иваном «художники», и место их в мастерской, за мольбертом.

— Восточных языков у нас нет, — совершенно серьезно ответила заведующая. — Ни санскрита, ни древнегреческого, латинского, ни эсперанто. Только новые европейские. Советую вам, товарищ Шатков, выбрать английский. Правда, трудное произношение, зато легкая грамматика. Да и очень широко распространен... язык дипломатов.

— Ладно, — радостно передохнул Шатков, готовый остановиться на чем угодно. — Могу и английский.

— Отлично. С вами всё, считайте себя принятым.