Ленька Охнарь

Леонид уже давно жалел, что затеял эту «тяжбу». Ему вдруг стало очень совестно: правда глаза колет. «Вон как нашего брата в отделку берут, — мелькнуло у него. — Беспризорник! Урка! Подумаешь, действительно, цаца». Сколько они с Ванькой времени отняли у Надежды Константиновны (да еще, кажется, зря!). И как она терпеливо все им объяснила. Прибаливает, говорят... Спасибо, что увидели.

Он уже хотел скорей уйти. Перемигнулся с Шатковым. Друзья встали.

— Что же вы теперь думаете делать? — спросила Крупская, кладя трубку. — Где жить собираетесь?

— Не знаем пока, — ответил Шатков. — Может, на какие курсы попадем. Нет, тогда на завод. Мой приятель слесарь, я токарь по металлу. Назад возвращаться не собираемся. Тут музеи, Третьяковская галерея, лучшие советские художники. Есть у кого поучиться.

Очень уж вы, молодые люди, самостоятельные и... бедовые, — покачала Крупская головой. — Это в старые времена дворянские сынки ехали в столицу служить в гвардию, делать карьеру, прожигать папенькины имения. Сейчас у нас трудно найти областной центр, в котором не было бы вузов, художников. Есть где и у кого получить знания, мастерство. Другое дело: экзамены везде закончились, и у вас пропадает учебный год. Это плохо. — Надежда Константиновна постучала пальцами по столу, о чем-то думая, — Это плохо. — Она подняла седую голову с жидким пучком волос, собранных на затылке, посмотрела очень серьезно. — И вот тут я вам постараюсь помочь.

Крупская нажала кнопку. Вошла секретарша.

— He помните, Вера, институт иностранных языков у нас еще не укомплектован?

— Набор, по-моему, не прекращен. Узнать?

— Я сама поговорю, соедините с директором.

Секретарша вышла. Крупская прочитала растерянность, удивление на лицах парней, проговорила с улыбкой:

— Сейчас организуется институт и рабфак новых иностранных языков. На Покровке будет помещаться. Открывают его с запозданием, и там должны быть места, директор мне на той неделе жаловался, что у них недобор. Могу туда послать, вот год у вас и не пропадет. Да и начнете язык изучать, а это всегда пригодится, кем бы вы ни стали потом. Так согласны?

Парни стояли ошарашенные неожиданной перспективой. — Оба вдруг улыбнулись.

— Как, Вань?

— Да что ж. А ты?

— Преподавать язык?

— Почему? Будущей осенью опять станем держать на рабфак искусств. Зато учебный год не пропадет. Ну?

— Что ж... видать, судьба.

Секретарша соединила Крупскую с директором нового института. Надежда Константиновна сперва поговорила с ним о делах, затем сказала, что направляет к нему на учебу двух воспитанников трудовой колонии.

— Испытания? Выдержали. Документы на руках.

На прощанье Крупская подала парням руку:

— Учитесь лучше. Оправдайте заботу, средства, которые затратил на вас народ. — В серых, выпуклых глазах ее вдруг зажегся юморок, лукавинка, лицо удивительно осветилось разгладились морщинки. — Кто знает, может, иностранный язык больше вам пригодится в жизни, чем кисть и краски. Все бывает. Время покажет, кем станете. Желаю успеха... поборники справедливости.

Из Наркомпроса оба парня вышли радостно взволнованные, счастливые и по Чистопрудному бульвару к Покровским воротам неслись словно на роликах. Только час назад оба считали себя как бы высаженными с поезда, и вот уже все чудесно переменилось, и они опять «с плацкартными билетами», полны энергии, бодрости; новых планов. Как оказывается, хорошо, что они зашли к Надежде Константиновне. А вот не решись — ничего бы не было.

— Не зря я настоял. Верно? — возбужденно говорил Леонид, не чуя под собой ног.

— Да. Но, понимаешь, к такому человеку. Отнимать время...

— Что я, не знал, к кому веду? Кто другой и поможет? — победительно говорил Леонид, уверенный, что именно так и думал, и совсем забыв, что и в приемной и в кабинете сам считал излишним обременять Надежду Константиновну столь мелким вопросом.

— Это конечно. Да ведь... жена Ле-ни-на! Эх, ну и человек. А?

— Да уж другую поискать.

Они налетали на встречных, раз сбились с посыпанной песком дорожки на газон, и Леонид чуть не упал, зацепившись ногой за низко протянутую над землей проволоку. Казалось, не друзья шли по земле, а сама земля несла их.

— Знаешь, Ленька, — вдруг виноватым голосом признался Шатков. — А ведь был момент, дрогнул я, скис... Немножко. Думаю, отчитает просто нас, и всё... Нет, спросила: «Что думаете дальше? Где жить? » Другая бы какая и не подумала. А?

— А я был уверен, — вновь сказал Леонид, хотя и сам, сидя в кабинете Крупской, ни в чем еще не был уверен. Сейчас он был настолько счастлив, что не мог бы себе позволить думать иначе: он верил, что говорит правду. — Я знал: чем-нибудь, да поможет. Знал.

Шатков глянул на него испытующе, недоверчиво и ничего не сказал.

XVII

Как-то выходило так, что жизнь друзей в Москве в основном сосредоточилась в одном районе. Выйдя на Покровку, они свернули направо к Маросейке, в сторону рожновского общежития, и вскоре достигли вновь образованного института иностранных языков.