Свет фонаря мягко освещал ее неяркие щеки с озябшим носиком, темно-золотистые брови, прядь волос над ухом. Вика тоже остановилась, смотрела на него с удивлением, лицо у нее при этом стало озабоченное. Вдруг она прикрыла рот варежкой, глаза блеснули затаенным смехом.
— А вы думали, что я замужем?
«Значит, в Нескучном она пошутила? — подумал Леонид и мысленно повторил ее тогдашние слова: — «Три года, три месяца и три дня». Конечно! Мухамед я нечесаный, дурак из психиатрички! Не мог догадаться!»
Сама в руки летит.
— Голубка, — машинально пробормотал он.
— Что? — запинаясь переспросила Вика. Даже под неярким светом фонаря было видно, как она покраснела. — Вы... что-то сказали?
— Это я так.
Они жили в одном корпусе, в одном подъезде, но на разных этажах. Расставаясь на лестничной площадке, Леонид протянул ей руку. Она смущенно, нерешительно ответила на его пожатие, засмеялась и побежала вверх по ступенькам. Леонид проводил ее взглядом. Хороша! Здорово хороша! И с ним очень ласкова... Да какое ему дело?
Он круто повернулся, пошел в комнату — и сам не заметил, как задержался у окна. Вон темный парковый забор, сосны. Казалось, Леонид хотел проверить: а не стоит ли вдруг там дорогая сердцу фигурка? Он-то думал, что Алла ему протянула руку!
Одиноко сиял тот фонарь, и его свет казался мертвым в пустой, забитой мраком улице. Ничто не нарушало ночную глушь — ни грохот трамвая, ни шаги запоздалого пешехода. Гулкая коридорная тишина расплылась и у Леонида за спиной.
Город отдыхал с погашенными огнями, набираясь сил в коротком сне. Что-то ему, Леониду, готовит завтрашний день? Едва ли он будет легким. Много ли у него было легких дней?
И все-таки пусть он скорей приходит.