Ленька Охнарь

Открылась дверь, вышла секретарша. Шатков чуть не столкнулся с нею носом, смешался. Оживление на свежем, красивом, холеном лице секретарши погасло, оно приняло неприязненное выражение.

— Я же вам объяснила, товарищи: заместитель наркома сегодня не приедет. Напрасно вы ожидаете.

— Но мы сами слышали, что в кабинете...

— Это совсем другой человек. Его помощник.

Леонид вдруг с вызывающим спокойствием уселся на стул сбоку двери. В нем проснулась вся былая наглость, развязность: вид его говорил, что по доброй воле он отсюда не уйдет. Собиравшийся было отступить Шатков последовал его примеру — правда, более скромно — и тоже опустился на стул рядом.

— Мы обождем, — сказал Леонид. — Это ведь приемная? Может, вернется.

Презрительная гримаса легла на красиво очерченные накрашенные губы секретарши, она передернула полными плечами:

— Как хотите. Наверно, еще комсомольцы?

— Я и член профсоюза, — ответил Леонид. — А вы?

— Оч-чень остроумно! Просто блещете воспитанием!

Шатков больно, с вывертом ущипнул друга за бок. «Заткнись», — беззвучно прошептал он. Леонид чуть не вскрикнул. Поделом схватил. Вот уж действительно, дурак маринованный, нашел время для пререканий. За тем ли шли? Задача — во что бы то ни стало дождаться заместителя наркома. Хоть на ходу, а поговорить с ним. На карте стояла судьба.

«Психует дамочка, — думал Леонид. — Она-то сидит тут обеспеченная, вон ряшку какую наела».

Он прислушивался к тишине за массивной дверью кабинета, к многочисленным шагам в коридоре, перешептывался с Шатковым и нет-нет да и поглядывал на секретаршу. Секретарша открывала шкаф, вынимала какие-то синие папки с бумагами, просматривала. Какая она изящная, выхоленная; круглые, голые до локтей руки покрыты дачным загаром. Лицо с еле заметным румянцем на полных щеках. Волосы, конечно, красит перекисью: модная блондинка. А изгиб шеи! Откуда такие в наше время берутся? Золотые серьги в маленьких ушах, часики. Штучка! Обзавелся замнаркома помощницей!

И что рядом с нею Шатков? Единственная его рубаха с пристежным воротничком — парадная, она же и расхожая — от дождя на плечах потемнела, давно не чищенные ботинки белели ободранными носками. Представил Леонид со стороны и себя — одет, конечно, получше, но тоже обтерхался, намок, словно подзаборный петух. Чувствует в руке тяжесть кепки, пропитанной дождем. Да, они с Ванькой совсем чужие этой дамочке. Ничего, потерпит. Вышколенная.

Круглые настенные часы важно, медлительно отсчитывали минуты. В этой приемной все — от высоких окон со шторами до ковра на полу — выглядело солидно, значительно.

Вошел седоватый румяный мужчина с отличным кожаным портфелем. «У себя?» — кивнув на дверь, спросил он секретаршу. Она ответила наклоном головы, и мужчина исчез и дверью. Друзья терпеливо переглянулись и удобнее утвердились на стульях: мол, не сойдем с мест до конца занятий. Секретарша, словно не замечая их, развернула «Огонек», погрузилась в рассматривание иллюстраций. Важная тишина вновь воцарилась в приемной.

Вошла девушка в передничке, с полным подносом, накрытым белой, накрахмаленной салфеткой, тоже скрылась в кабинете; вскоре налегке выскользнула обратно. Звонил телефон, входили другие сотрудники. Возле секретарши долго вертелся франтоватый молодой человек с безукоризненным пробором, в летних кремовых брюках. Он метко высмеял содержание модной пьесы, в которой завод перевыполняет план по выплавке чугуна, и пообещал достать два билета в «Эрмитаж» на джаз Утесова. Секретаршу он называл Ниночкой. Она смеялась, показывая великолепные зубы, вышучивала какую-то «нашу Фиму». Потом они заговорили шепотом, и молодой человек раза два внимательно посмотрел на парней. «Может, ты еще ввяжешься? — насмешливо подумал Леонид. — Милицию позовешь? Пугай ею фраеров. Да мы и не хулиганим».

Приемная вновь опустела, вновь зашуршали страницы журнала. Заглянул разбитной малый в промасленной кожаной кепке, сказал: «Приехал» — и исчез. Секретарша, еле приметно улыбнувшись, прошла в кабинет. Спины у парней одеревенели, ноги затекли; оба решили не показывать секретарше, что им осточертело сидение. Часовая стрелка упорно ползла книзу.

— Я выйду курнуть, — шепнул Леонид Шаткову, — а ты сиди на зексе. Как только покажется — зови меня.

В коридоре он с удовольствием размял плечи, повертел шеей, словно освобождаясь от столбняка, достал из пачки папиросу. Мимо с озабоченным видом пробегали сотрудники с портфелями, папками — точь-в-точь камни, выпущенные из пращи; оглядываясь по сторонам, читая все таблички на дверях, нерешительно проходили посетители, по-деревенски загорелые, в скромных, старомодного покроя костюмах, не всегда стриженные — учителя из отдаленной провинции, или, как теперь говорили, с периферии.

«Зря день пропал, — думал Леонид, жадно затягиваясь папиросой — Скоро конец работы. Если бы не секретарша — ушли бы. Доставим уж ей удовольствие, досидим до звонка».

С половой щеткой под мышкой подошла старая уборщица в ситцевом платочке, из которого выглядывало доброе сморщенное лицо, выбросила из совочка сор в урну.