Ленин. Жизнь и смерть

А между тем Ленин все больше закипал от гнева. Он сел за стол перед разложенными картами и потребовал, чтобы его ввели в курс дела. Антонов-Овсеенко постарался как можно лучше объяснить Ленину военное положение, превозмогая крайнюю усталость, — всю предыдущую неделю ему было не до сна. Он побывал на фронте, сражался в регулярной армии и потому знал, не мог не знать, что он докладывает Ленину. Тот смотрел на карту, хмурился, молчал и слушал с отсутствующим видом. Вдруг он начал задавать вопросы, которые так и посыпались градом. Почему позиции не охраняются? Обращались ли они за подкреплениями из Кронштадта и Гельсингфорса? Что там с железнодорожной линией? Защищена ли она? Достаточно ли хорошо снабжаются всем необходимым красногвардейцы? Что предпринято, чтобы помешать Керенскому перекрыть железнодорожное сообщение между Москвой и Петроградом? Как обстоит дело с артиллерией? И самый главный вопрос: кто командует войсками? Командовали они все вместе, но только Антонов-Овсеенко назывался главнокомандующим Петроградского военного округа. Он тут же был разжалован, а на его место назначен Подвойский. Ленин распорядился, чтобы весь штаб был переведен в Смольный, где ему было бы легче присматривать за своими военачальниками.

Рано утром 13 ноября из Гельсингфорса прибыли моряки и сразу же ринулись в бой. Рабочим было роздано оружие, и они также были посланы на защиту Петрограда. Оставшимся в городе рабочим были вручены лопаты, чтобы они рьли окопы позади линии фронта. Некто Слянский, студент-медик, состоявший при штабе, отбыл на линию фронта с отрядом пулеметчиков на тачанках. (Позже он займет пост заместителя наркома по военным делам.) В середине дня, когда Ленин понял, что час решающего сражения приближается, он переселился в комнату, где командиры разрабатывали план военных действий. Он распорядился, чтобы ему туда внесли стол для работы. Каждые пять — десять минут к Подвойскому обращался очередной желающий быть ему полезным — всех их присылал к нему Ленин. Врачи, авиаторы, агитаторы, знатоки артиллерийского дела — все они шли к Подвойскому с записочками от Ленина, в которых тот требовал срочно пристроить их к месту, безотлагательно, ни минуты не теряя, немедленно. Ленин был так устроен, что, сочиняя приказы или поручения, просто не мог обходиться без слов «немедленно», «незамедлительно». Со временем у него появится еще одно любимое слово: «беспощадно».

Постепенно Ленин полностью взял на себя решение вопросов в штабе армии. От своего имени он диктовал приказы по телефону. Вызвав рабочих делегатов с заводов, он учинил им перекрестный опрос, желая знать, сколько они могут отрядить людей, готовых сражаться. Ленин отдал приказ, чтобы рабочие Путиловского завода заковали в броню паровозы и автомобили, установили на них пулеметы и отправили в таком виде на фронт. Где-то, на каком-то другом заводе, стояли полевые пушки, без всякого применения. Ленин велел извозчикам ехать за теми пушками, чтобы доставить их на фронт.

Подвойский обнаружил, что его приказы не выполняются, потому что Ленин отдавал команды, противоречившие его приказам. То же самое — с дислокацией войск. Ленин перемещал их по своему усмотрению. Он поднял на ноги всех — чтобы шли на фронт. Спорить с ним было бесполезно. Когда Подвойский попросил Ленина освободить его от поста командующего, тот вышел из себя и закричал: «Я отдам вас под трибунал партийного суда, и вас расстреляют! Занимайтесь своим делом, и не мешайте мне заниматься моим!»

Троцкий тоже не бездействовал. Как разъяренный лев, он ринулся защищать столицу, стремясь превратить Петроград в крепость. Он выезжал на фронт, ораторствовал на заводах и фабриках. Пользуясь всеобщей суматохой, кадеты попытались поднять восстание в столице, рассчитывая положить конец правлению дуумвирата и соединиться с войсками Керенского. Но они опоздали, и мятеж был подавлен. У противников нового правительства после этого пропала всякая надежда оказать военное сопротивление большевикам в тылу, в самом Петрограде. Как-то Троцкий выступал перед членами Петроградского Совета, призывая всех идти на фронт. Из зала кто-то грубым голосом ему крикнул: «А почему вы сами-то не на фронте вместе с красногвардейцами?» Джон Рид, наблюдавший эту сцену, пишет, что Троцкий в ответ заявил: «Я немедленно туда еду!» — и тут же покинул трибуну. Это был верный жест, которого требовала революционная ситуация. За четыре дня Ленин с Троцким развили такую бешеную деятельность, что в пределах исторических фактов им уже стало тесно: их имена с тех пор шагнули в область легенды.