Это было правительство, которое правило, издавая декрет за декретом. Но оно практически не владело рычагами власти, чтобы проводить эти декреты в жизнь. Наркомы верили или делали вид, что верят, будто их декреты отражают чаяния всего народа России, по крайней мере, рабочих, солдат, матросов и крестьян. Но даже в Петрограде солдаты, озлобленные войной, колебались и пока не были убеждены в том, что революция отвечает их интересам. Джон Рид посетил Михайловскую автошколу, где в огромном зале, освещаемом единственной электрической лампочкой, тускло горевшей высоко под крышей, собрались две тысячи солдат бронеполка. Они слушали, что говорили люди, выступавшие с политическими речами. Ораторы обращались к солдатам, стоя на башне броневика. Делегат из Думы призывал своих слушателей придерживаться нейтралитета; солдат с румынского фронта агитировал за мир; другой солдат, наоборот, — за войну. «Я никогда еще не видел в людях столь сильного желания что-то для себя понять, решить, — писал Рид. — Они стояли, не шевелясь, впившись глазами в оратора, сосредоточенно хмурясь в попытке дойти до смысла услышанных ими слов; капельки пота проступали на их лбах». В числе ораторов был Крьтенко, посланный на митинг правительством. Он выступил перед аудиторией с пламенной речью, в которой со всей решимостью заявил о полной победе трудового рабочего класса и крестьянской бедноты, не учитывая при этом того факта, что большевики вовсе не пользовались симпатией у крестьян, — те упорно держались за партию эсеров. Бастовали железнодорожники; бастовали почтовые работники; к ним присоединились работники телеграфа; объявили забастовку государственные служащие. Жизнь в Петрограде остановилась. Большевики завоевали власть, но оказалось, что умы людей завоевать так просто им не удастся. Большевики выпустили декреты, обязывавшие железнодорожников и почтовых работников вернуться на работу; торговцев — открыть магазины; ввели мораторий на ренту; объявили о закрытии «буржуазных» газет, то есть всех газет, выражавших оппозиционные взгляды и не поддерживавших большевиков. Но население Петрограда не спешило
сделать выбор. Люди ждали, чья сторона возьмет верх. Тем временем Керенский объединил свои силы с генералом Красновым и с армией казаков приближался к Петрограду. Это были беспокойные дни для большевиков, они прекрасно понимали, какая опасность им грозит. Ленин это тоже понимал, судя по уцелевшим телефонограммам. 9 ноября он обратился за помощью к войскам, стоявшим в Финляндии, и к морякам Балтийского флота, прося у них подкрепление. Он позвонил Шейнману, председателю Гельсингфорского Совета солдатских, матросских и рабочих депутатов. Между ними состоялся такой разговор:
Ленин: «Можете ли вы говорить от имени областного комитета армии и флота?»
Шейнман: «Конечно, могу».
Ленин: «Можете ли вы немедленно двинуть к Петрограду возможно большее число миноносцев и других вооруженных судов?»
Шейнман: «Сейчас позовем председателя Центробалта, так как дело чисто морского характера. Что у вас нового в Петрограде?»
Ленин: «Есть известия, что войска Керенского подошли и взяли Гатчину, и так как часть петроградских войск утомлена, то настоятельно необходимо самое быстрое и сильное подкрепление».
Шейнман: «И еще что?»
Ленин: «Вместо вопроса «еще что» я ожидал заявления о готовности двинуться и сражаться».
Шейнман: «Да это, кажется, повторять не надо; мы заявили о своем решении, следовательно, все будет сделано на деле».
Ленин: «Имеются ли у вас запасы винтовок и пулеметы и в каком количестве?»
Шейнман: «Здесь председатель военного отдела областного комитета Михайлов. Он вам скажет об армии Финляндии».
Михайлов: «Сколько вам нужно штыков?»
Ленин: «Нам нужно максимум штыков, но только с людьми верными и готовыми сражаться. Сколько, у вас таких людей?»
Михайлов: «До пяти тысяч. Можно выслать экстренно, которые будут сражаться».
Ленин: «Через сколько часов можно ручаться, что они будут в Питере при наибольшей быстроте отправки?»
Михайлов: «Максимум двадцать четыре часа с данного времени».
Ленин: «Сухим путем?»
Михайлов: «Железной дорогой».
Ленин: «А можете ли вы обеспечить их доставкою продовольствия?»
Михайлов: «Да. Продовольствия много. Есть также пулеметов до 35; с прислугой можем выслать без ущерба для здешнего положения и небольшое число полевой артиллерию).
Ленин: «Я настоятельно прошу от имени правительства республики немедленно приступить к такой отправке и прошу вас также ответить: знаете ли вы об образовании нового правительства и как оно встречено Советами у вас?»
Михайлов: «Пока только о правительстве из газет. Власть, перешедшая в руки Советов, встречена у нас с энтузиазмом».
Ленин: «Так значит, сухопутные войска будут немедленно двинуты, и для них обеспечен подвоз продовольствия?»
Михайлов: «Да. Сейчас же примемся за отправку и снабдим продовольствием».