Почему вызвали Розанова? Он был хирургом, а у Ленина – боли в животе, рвота…
Рвота при инсультах бывает, но на фоне резкой головной боли, потери сознания и т. п. Мария же Ильинична говорила Розанову лишь о желудочном расстройстве. Не настолько же она была невежественна, чтобы не понимать важности точной передачи всех симптомов…
Странна оперативность приезда из отдалённых Химок Гетье – лечащего врача не только Ленина, но и Троцкого…
Странно и то, что начало открытой болезни, которое все относят на 25 мая 1922 года, описано не у всех одинаково. Такой, казалось бы, авторитетный мемуарист, как нарком здравоохранения Н. А. Семашко пишет:
«Последняя болезнь Владимира Ильича началась (когда? –
Правда, здесь вряд ли описан день 25 мая 1922 года… Во всяком случае о Л. О. Даркшевиче (1858–1925) Розанов не упоминает.
Но тогда – какой день описан?
Возможно, это – 4 марта 1922 года, когда Ленин вернулся из Костино в Москву? Тогда его осматривали врачи, включая Даршкевича. Но март – это время ещё до странно прошедшего майского приступа…
Автор книги «Болезнь, смерть и бальзамирование В. И. Ленина» Ю. М. Лопухин – доктор медицинских наук, профессор, директор НИИ физико-химической медицины, с 1951 (!) года сотрудник лаборатории при Мавзолее Ленина, то есть, величина крупная, с доступом к архивной информации неограниченным, сообщает, что Даршкевич наблюдал Ленина постоянно. А раз так, почему в Горки сразу не вызвали его, а вызван был, и то лишь 28 мая, профессор-невропатолог В. В. Крамер (1876–1935).
Положим, Крамер тоже был авторитетом, но и Даршкевич разве был бы лишним? Собственно, Семашко должен был уже 25 мая всю Москву на ноги поднять и в Горки погнать! Консилиум же собрался лишь 29 мая в составе: профессора Россолимо, Крамер, Гетье, Кожевников и Семашко.
Далее… В книге Ю. М. Лопухина есть расхождения с Розановым в описании событий:
«25 мая после ужина (у Розанова 25 мая утром. –
Допустим, Розанов перепутал даты – 25 мая с 26-м, но не мог же он спутать утро и вечер! И как объяснить то, что сестра Ленина описала Розанову ситуацию так неточно – по сравнению с описанием Ю. М. Лопухина, и поздним утром говорила о рвоте как о чём-то, только что произошедшем, а она случилась, оказывается, чуть ли не ночью, и к утру, вроде бы, прошла?
Лопухин, между прочим, далее пишет:
«Парадоксально, но никто из приглашённых врачей: ни многоопытный профессор Гетье, ни лечивший его постоянно доктор Левин не заподозрили мозговое заболевание, а полагали, что всё это следствие гастрита… По совету Гетье (! –
И всё это после того, как тот же Ю. М. Лопухин пишет, что Ленин ещё зимой жаловался на головные боли и даже спрашивал у Даршкевича: «Ведь это, конечно, не грозит сумасшествием?»
Всё описанное не только парадоксально, но и плохо объяснимо – ведь профессор Розанов (а ему можно верить больше всех) сообщает, что Гетье был озабочен именно мозговыми явлениями!
Наиболее же странно выглядит якобы несвежая рыба, съеденная Лениным накануне первого приступа… На ум сразу приходит случай со ставридкой, которой генерал КГБ Федорчук угостил Константина Черненко, находившегося с семьёй на отдыхе в Крыму… Ту ставридку тоже ели все и похваливали, и ни с кем ничего плохого не случилось, а Черненко пришлось к ночи срочно госпитализировать и отправлять в Москву. После этого случая ещё крепкий Черненко превратился в полу-инвалида, и уже в близкой перспективе был открыт путь к посту Генсека для Михаила Горбачёва.
Не имеем ли мы в случае с внезапной болезнью Ленина ранний вариант «несвежей ставридки» генерала Федорчука?
Но если даже так, то кому это было нужно?
Смерть или вывод из строя Ленина были нужны множеству людей, но, казалось бы, все они находились во враждебном лагере…
Все ли?
Повторю вопрос, ранее уже заданный: были ли в верхах РКП(б) влиятельные люди, желавшие Ленину как можно скорее смерти?