Стычки и перестрелки происходили у Николаевского вокзала, на Садовой улице, на углу Невского проспекта и Садовой, на Знаменской площади, на Обводном канале и так далее.
Кто стрелял по демонстрантам? Неизвестно. Да кто угодно мог. От правых экстремистов до агентов анархистов или большевиков, желающих спровоцировать вооружённые действия со стороны шествия. Да-да, и такое не представляется невозможным.
Впрочем, атмосфера была такой, что вооружённые столкновения были уже неизбежны.
К середине дня площадь перед Таврическим дворцом заполнилась многотысячной толпой солдат семи полков петроградского гарнизона, кронштадтских матросов, рабочих Путиловского завода и Выборгской стороны, которую в целом не контролировали ни Совет, ни штаб округа, ни большевики.
Зашедшая в Таврический дворец группа из этой толпы искала на заседании Совета министра юстиции Переверзева, но, не найдя, вместо него забрала одного из лидеров эсеровской партии и по совместительству министра земледелия Виктора Чернова.
И то, какая разница?
Члены Исполкома Совета пробовали образумить матросов, окруживших Чернова, но немедленно получили ряд увесистых пинков. Затем подошли другие участники заседания, которых кронштадтские матросы милостиво просто оттолкнули прикладами.
Чернова посадили в автомобиль, порвав при этом пиджак, и заявили, что не отпустят, пока Совет не возьмёт власть. Неизвестный рабочий, поднеся к лицу министра кулак, заорал: "Ну бери власть, коли дают!"
Рабочему было невдомек, что перед ним и так член правительства, и он считал, по-видимому, что наставляет уму-разуму всего лишь. представителя Петроградского Совета.
Впрочем, верно и то, и другое – Чернов состоял и в правительстве, и в Петросовете.
В общем, Александра Первого за сто с лишним лет до этого приглашали взять власть намного вежливее.
Вождь эсеровской партии не мог скрыть своего страха перед толпой. У него дрожали руки, смертельная бледность покрывала перекошенное лицо, седеющие волосы были растрёпаны.
Неожиданно появился Троцкий, настроенный, похоже, весьма решительно.
Подойдя к автомобилю, он лихо вскочил на передок и, как на импровизированной трибуне, широким энергичным взмахом подал сигнал к молчанию. Все стихли, воцарилась мертвая тишина.
Громким отчетливым металлическим голосом Троцкий произнес короткую речь Ничего особо нового речь не содержала. Обычные характерные для тех времён лозунги, смешанные с комплиментами слушателям за их решительные действия, разумеется, продиктованные благородными намерениями.
– Товарищи кронштадтцы, краса и гордость русской революции! Я убеждён, что никто не омрачит нашего сегодняшнего праздника, нашего торжественного смотра сил революции ненужными арестами.
Закончил Троцкий спич призывом соблюдать революционную законность, после чего грозно вопросил:
– Кто за насилие над Черновым, пусть поднимет руку!
Никто, разумеется, не шелохнулся.
– Гражданин Чернов, вы свободны, – торжественно возгласил Троцкий, оборачиваясь всем корпусом к министру земледелия и жестом руки приглашая его выйти из автомобиля. Тот был ни жив ни мертв.
Лидер большевиков в Кронштадтском Совете Раскольников помог Чернову сойти с автомобиля. С вялым, измученным видом, нетвердой, нерешительной походкой тот поднялся по ступенькам и скрылся в вестибюле дворца.
Удовлетворенный собой Троцкий ушел вместе с ним.
Толпа ещё некоторое время безмолвствовала.
Нет, все ощущали огромное желание насаждать революционную законность, но не знали – куда бежать и что для этого насаждения делать. Таков уж был магический эффект от ораторского таланта Троцкого.
Подозреваю, что если бы Лев Давидович поставил своей целью отправить их на германский фронт, все уже неслись бы со всех ног сражаться с немцами.
Впрочем, у демонстрантов уже намечались проблемы не менее серьёзные, но абсолютно реальные.
Временное Правительство находилось у власти уже четыре месяца и чувствовало себя гораздо увереннее, чем, скажем, в апреле.
Как и сторонники правительства. Поэтому уже четвёртого числа к вечеру верные законной власти воинские части приступили к ликвидации беспорядков.
Узнав по телефону об аресте Чернова и насилиях моряков в Таврическом дворце, Половцов решил, что пора перейти к активным действиям. Он приказал полковнику конноартиллерийского полка Ребиндеру с двумя орудиями и под прикрытием сотни казаков Первого Донского полка двинуться на рысях по набережной и по Шпалерной к Таврическому дворцу и после краткого предупреждения, или даже без него, открыть огонь по толпе.
Ребиндер, достигнув пересечения Шпалерной с Литейным проспектом, был обстрелян с двух сторон. На Литейном мосту ему противостоял десяток каких-то личностей в арестантских халатах с пулемётом.
Ребиндер, не долго думая, приказал снять орудия с передков и открыть ответный огонь. Один снаряд разорвался у Петропавловской крепости. Другим был нечаянно разогнан митинг у Михайловского артиллерийского училища (а что делать, митинговали везде, куда ни стреляй – попадёшь в какой-нибудь митинг). Третий попал. Восемь человек полегли на месте, а остальные разбежались.